Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

— Петя, назад!

Он обернулся. Нестор требовательно махал рукой, подзывая его. Когда Лютый подошёл, Махно схватил его под руку, потянул в сторону, в темноту.

— В чём дело?

— Петя, нельзя взрывать.

— Почему?

— Там дети. Понимаешь, дети сидят на окнах.

— Ну и что?

— Как что? Ты идиот, что ли?

Увлекая своего «кавалера» всё дальше и дальше от штаба, Нестор шептал ему:

— Ты представляешь завтра реакцию общества: революционеры убили детей? От нас и крестьяне отшатнутся.

— Да, конечно, вы, пожалуй, правы.

— Рванём завтра. Не будут же и завтра у них танцы.

Вернулись назад, и Харитина, не раздумывая, поддержала Нестора:

— Вы совершенно правы, Иван Яковлевич. Никуда цей штаб не денется. Токо всё ж мало вдвоём на такое дело идти. Надо ещё двух-трёх хлопцев пристегнуть.

— Пожалуй, не помешает, — согласился Нестор.

На следующий день Харитина привела трёх парней. Одного из них, так же как и Нестора, обрядили в девушку. Каждый имел по пистолету и бомбе.

Теперь в нескольких шагах за главной «парочкой» шли два парня, ведя посерёдке свою «девицу». Но на этот раз им не суждено было дойти до площади. В одном из переулков перед ними, словно из-под земли, вырос патруль варты. Сам голова варты Нечипоренко шёл во главе его.

— А ну стой! — скомандовал он. — Кто такие?

Махно мгновенно выхватил пистолет, рявкнул:

— Руки вверх!

Лютый последовал его примеру, не отстали и парни.

Патрульные (их было двое) мгновенно подняли руки, как и их начальник.

— Хлопцы, вы что? — сказал он. — Знаете, кто я?

— Заткнись, — приказал Нестор. — Тебя и повесим в первую очередь. Бери его, ребята, тащи к толстой ветле.

Нестора тронул за локоть Лютый, потянул в сторону. Парни снимали с патрульных винтовки, разоружали и голову.

— Иван Яковлевич, — зашептал Лютый. — Тот что справа — Халявко.

— Микола?

— Нуда.

— Чёрт подери, что же делать?

— Голову повесим, его отпустим, варта сразу смекнёт: с чего бы это?

— Придётся всех отпускать, иначе выдадим парня. Но что-то ж надо сделать?

— Можно надавать голове по мусалу, вроде для острастки. А потом, мы же их разоружили.

Махно подошёл, парни, разоружив всех, держали их под пистолетом. Нестор спросил голову:

— Дети у тебя есть?

— Есть, — просипел тот. — Двое.

— Детей сиротить не хочется. Но на будущее учти, голова, будешь хватать наших да пороть, повесим. Ей-ей, повесим на суку.

— Да разве я наших, — лепетал, не веря ещё в освобождение, голова, — ...да никогда. Я всегда по-человечески... с сочувствием... только шоб порядок, а так, я рази смею...

— В таком случае на первый раз отпускаем, ступайте, а оружие нам сгодится. Ну!

Голова вместе с патрульными пошёл прочь, а потом послышалось, как быстро затопали сапоги.

— Побегли, — заметил один парень. — Ох, зря отпустили, Иван Яковлевич. Помяните моё слово, сейчас весь гарнизон на ноги подымут. Треба тикать.

— М-да. Со штабом опять сорвалось, — вздохнул Махно. — И он — Нечипоренко признал меня. Мажем пятки, братцы.

В длинном крестьянском сарае собрались трое парней.

— Ну что ты там достал, Кирилл? — спросил самый старший.

— Да вот у деда на горище нашёл добрый наган и к нему сотню патронов.

— Отлично. Давай до кучи.

Парни прошли в угол сарая, заваленный кукурузными будыльями. Быстро их разбросали, откинули рядно. Под ним навалом лежало оружие — винтовки, пистолеты, обрезы, шашки и коробки с патронами.

Кирилл достал из-за пазухи наган, мешочек с патронами, положил всё это в кучу.

— Ты хоть смазал его?

— А как же. Ещё неизвестно, сколько он здесь пролежит.

— Я думаю, скоро оно нам понадобится.

— Как бы державная варта не нашла его. В прошлый налёт заглядывали в сарай. Унтер говорит одному: «Иди взгляни, что там под будыльями». Тот подошёл к куче, да, слава богу, заленился. Охапку сбросил, заметил, что унтер ушёл, и перестал искать. Посидел, покурил, да и пошёл докладывать: мол, ничего нет. А был бы понастырней, докопался бы.

— Может, разобрать оружие по рукам?

— Нельзя пока по рукам, они же гады по хатам шныряют. А ну у кого найдут. Да пытать начнут. Коробко, ты спрашивал у Передерия за этого типа? Что он ответил?

— Да что? Всё то же, мол, родственник, учитель из Матвеево-Курганской волости.

— А ты, Кирилл, спрашивал у младшего Передерия, у Федьки?

— Да тож самое. Учитель. Уехал от фронта подальше.

— А как звать?

— Иван Яковлевич Шепель вроде.

— Ox, не нравится мне этот Шепель, хлопцы, — сказал Ермократьев. — Чего-то высматривает, вынюхивает. Не иначе гетманский шпион. Глазищи — свёрла.

— Конечно, шпион. Днём его не увидишь. А ночью всё шастает по Терновке. То в поле уходит зачем-то.

— Ну что, ребята, я думаю, его убирать надо. А?

— Давно пора, пока он о нашем оружии не пронюхал.

— Как сделаем? — спросил Кирилл.

— Я уже обдумал. Надо устроить здесь, прямо в сарае, пьянку, — сказал Ермократьев. — Подпоить его. Потом повязать, вытащить подальше в поле и выпытать: кто он и кем послан.

— Не признается.

— Ничего, начнём ножами резать, признается. А потом убьём, в поле закопаем, и шито-крыто.

— Федьку посвятить?

— Ни в коем случае. А ну он и впрямь им родственник, предупредит его. Коробко, собирай со всех хлопцев деньги на пьянку. Закупим пива, самогонки.

— А стариков звать?

— Женатиков?

— Нуда.

— Если внесут деньги, пусть приходят, карты приносят.

— И гармонь надо.

— Конечно, всё чтоб путём было.

Уже после захода солнца ко двору Передерия явились Ермократьев и Коробко. Хозяин подметал двор.

— Добрый вечер, Исидор Матвеевич.

— Добрый, добрый, хлопцы.

— Как бы нам увидеть твоего постояльца.

— Проходите, он в горнице.

Нестор писал за столом, когда появились молодые люди.