Собибор. Восстание в лагере смерти - Иван Беркутов

– На колени! Руки за голову!

Берг не мог заставить себя встать на колени перед евреем. Не мог, и все! Но тут раздался щелчок – Шубаев взвел курок. Он сказал:

– А этот будет «хороший выстрел»? Помнишь, гад, как ты убил того парня из Белжеца? Так я убью и тебя.

Эти слова подействовали – Берг опустился на колени. Но все еще пытался командовать:

– Еврей, отдай оружие! Оно не для тебя! Не стреляй!

– Не буду, – пообещал Калимали. – Патроны надо беречь…

Быстро отложил пистолет, схватил топор и нанес новый удар – теперь уже лезвием. Берг рухнул на пол. Теперь он замолк навсегда. Труп задвинули под кровать, прикрыли тряпками. А за дверью уже слышались новые шаги – входил обершарфюрер Хельм. Но, пока он не вошел, Шубаев успел шепнуть Юзефу:

– Все-таки встал на колени, собака! И никакой арийской гордости! А ты молодцом, Юзеф!

Портной, который очень нуждался в этой похвале, расправил плечи, ответил:

– У меня были жена и четверо детей. Были…

Трудно описать ту перемену, которая произошла в эти минуты в душе тихого портного. Это кровавое, отвратительное дело – убийство человека – подействовало на него, словно очистительная гроза. Ему вдруг стало легче дышать. Ощущение невыносимой боли, утраты, с которым он жил последние месяцы, после того как узнал о гибели своей семьи, стало слабее. У Юзефа словно сил прибавилось. Он помог убить немца! Их, оказывается, можно убить! И Юзеф поверил в себя, в свои силы. Теперь он мог сражаться, мог смело смотреть в глаза врагу.

Это умение потребовалось ему незамедлительно – обершарфюрер Хельм, полный мужчина с брезгливым выражением лица, уже входил в мастерскую. С похмелья он был мрачнее и злее обычного.

Юзеф тут же склонился в поклоне чуть не до земли:

– Вот и вы, господин обершарфюрер! Вот, господин обершарфюрер, только для вас – кожаный редингот, дорогая вещь, из Парижа! Я его как раз почистил, подновил…

Хельм взглянул с интересом:

– А у Бекмана нет такого?

Юзеф глянул на него, как хороший, знающий себе цену портной на знакомого клиента:

– Что вы! Это штучная вещь! Оставил специально для вас…

– Для Бекмана хорошие кожаные вещи – это фетиш, – заметил немец.

Юзеф тут же сделал вид, что отнесся к его замечанию с повышенным вниманием, и спросил:

– Так мне что, предложить эту вещь господину Бекману?

Начальник лагерной охраны нахмурился:

– С какой стати? Я забираю этот редингот с собой.

И он собрался уходить. Нет, этого Юзеф не мог допустить! «Рано ты собрался, дружок, – подумал он. – Задержись у нас немного…» А вслух сказал:

– Погодите, господин обершарфюрер! Примерьте, а я подгоню. Пару выточек, чтобы эта вещь сидела как влитая на вашей фигуре. Всего пара выточек – и все просто попадают от восторга!

– Ну, пожалуй, только быстро, – согласился начальник охраны.

Юзеф почтительно взял его за плечи, развернул спиной к вешалке, как накануне разворачивал Берга. Подал немцу редингот, помог вдеть руки в рукава… И вдруг дернул Хельма на себя, опрокидывая его, лишая возможности сопротивляться. Юзеф больше не хотел играть только пассивную роль! Он хотел сам, своими руками убить кого-то из палачей своей семьи.

Шубаев выскочил из-за вешалки, взмахнул топором…

И тут произошло неожиданное. Обершарфюрер сумел увернуться. Он оказался ловким человеком, этот обершарфюрер Хельм. Он сбил с ног Шубаева – и тут же полез за пистолетом.

И тогда Юзеф выхватил топор у упавшего Шубаева и сам ударил немца. Ударил так, как учили – обухом. Хельм грузно свалился на лавку, а Юзеф продолжал бить – еще, и еще, и еще… Калимали начал отбирать у него топор, и тут Юзеф неожиданно вскочил и двинулся на товарища. Глаза у него были совершенно безумные.

Калимали с трудом вырвал топор у него из рук. Заметил:

– Это ты слишком, герой.

Из Юзефа внезапно словно выкачали весь воздух. Пошатываясь, он направился в угол барака, согнулся – и его вырвало. Эта кровь… ошметки мозга… это двойное убийство… Это было для него слишком…

Шубаев выглянул из мастерской – никого. Ему хотелось выполнить еще одно поручение Печерского – поскорее отнести руководителю восстания добытое в бою оружие. А заодно похвастаться хорошо выполненным заданием.

Он вытащил пистолет Хельма из кобуры, затолкал труп эсэсовца туда же, где был Берг – под нары. Взял второй пистолет, Берга, и сказал Юзефу:

– Я мигом, до столярной мастерской. Надо Сашу увидеть.

И побежал к столярке. Он испытывал удивительное ощущение: он передвигался по территории лагеря, будучи вооружен. Он шел не потому, что ему так приказали эсэсовцы, а потому, что его вела логика боя. Это было потрясающее ощущение!

В столярке был один Печерский. Увидев друга, он обрадовался. Спросил:

– Ну, как прошло?

– Замечательно! – отвечал Шубаев. – На, возьми.

И протянул командиру два пистолета.

– Это Берга и Хельма, – объяснил он. – Начало положено! Теперь, даже если кто-то раздумает, захочет отыграть назад, то уже поздно.

– Да, назад дороги нет, – кивнул Печерский. – Спасибо тебе, Калимали.

Он крепко обнял горца, и они расцеловались. Они оба понимали, что означает эта минута…

– Ну, я побежал, – сказал Шубаев. – Скоро должен Вульф прийти.

– Беги, беги, – сказал Печерский. – Как держались остальные ребята?

– Юзеф просто молодец, – отвечал Шубаев. – Его прямо не узнать. И Тойви тоже все делает, как надо.

И он поспешил вернуться в мастерскую. Он сделал это вовремя – Тойви уже провожал к ним Генриха Вульфа. Тот, как и Берг, ехал верхом. Услужливый Юзеф встретил его на крыльце:

– Вот, только для вас, господин офицер! Дорогая кожаная вещь, только что из Парижа!

Глядя на Юзефа, никак нельзя было представить, что он уже дважды за сегодняшний день примерял эту «дорогую вещь из Парижа» на своих врагов и обоих уничтожил. Минута слабости у Юзефа прошла, он снова был готов к бою.

– Прямо из Парижа? – уточнил Вульф.

Он слез с лошади, кинул Тойви уздечку и вошел в барак. Первый вопрос, который он задал, был такой же, как у Хельма:

– А у Вагнера есть такой?

Каждому из них хотелось выделиться перед сослуживцами, показаться значительней, круче. В этом был смысл их жизни.

Тойви проследил, как эсэсовец скрылся в мастерской, и стал ждать. Через несколько минут изнутри послышался сдавленный крик, звук удара… Еще крик… И все стихло. Вот и третий готов! Тойви просто распирало от гордости. Чувство достоинства, которое эсэсовцы так старательно в нем вытаптывали, было полностью восстановлено.