Первая пуля - последняя пуля - Алексей Макеев

Говорящие часы, стоящие на подоконнике, известили о том, что пробило ровно восемь часов вечера. И Альберт поймал себя на мысли, что он сегодня еще не ужинал. Честно говоря, и завтрак-то с обедом пролетели у него без всякого аппетита. В силу известных обстоятельств кусок не желал лезть в горло.

Но надо как-то отвлечься. Альберт застегнул ворот рубашки, пригладил рукой волосы и, взяв с тумбочки ключи, направился к выходу из номера. Он не станет заказывать трапезу сюда, а навестит расположенный на одном этаже с его апартаментами ресторан.

Когда Белоненко вышел в длинный общий коридор, он уже полностью справился с обуревавшими его эмоциями. Во всяком случае, внешне.

С Оксаной все будет в полном порядке! Иначе и быть не может. Судьба не допустит по отношению к нему такой подлости. Ведь любовь – это благо.

– Он?

– Да, – Кулак стиснул зубы. – Да это он, гражданин полковник. Совершенно определенно. Можете отнести мои слова в банк…

– Ну, в этом нет никакой необходимости, – Гуров усмехнулся. – Я и так верю тебе. Но, насколько я понял с твоих слов, не он убил твоего друга Виктора Ляпушева.

Ружаков замялся, теребя пальцами неприкуренную сигарету. Гуров ставил вопрос ребром, а именно к такой постановке бывший столичный рэкетир был готов меньше всего. Да, за стеклом следовательского кабинета, возле которого они сейчас и стояли с полковником угро, на месте подследственного расположился тот, кого Кулак мысленно окрестил «бульдогом». Высокий, плечистый, все с той же вытянутой бульдожьей физиономией, которая намертво впечаталась в память Ружакова с того памятного вечера, тот же безобразный серпообразный шрам под левым ухом. Человек, подкативший к нему и Вите-Расписному вчера на загородной трассе, даже одет был точно так же. В длинный, до пят, кожаный плащ и остроносые белые туфли. Сомнений никаких быть не могло. Это был он. О чем Кулак и решительно заявил Гурову. Но вот что касается второго вопроса…

– Я не могу сказать этого точно, гражданин полковник. Первыми огонь открыли те, на «шестерке». Мужик, сидевший рядом с водителем, первым делом выстрелил в меня, – Ружаков во всех подробностях припоминал недавние события. – Я укрылся за корпусом «Опеля». Фактически в самую последнюю секунду. А потом упал Расписной… с пробитым черепом. Конечно, есть вероятность того, что его шлепнул тот же стрелок. Из «шестерки». Но… хрен его знает, – Кулак покачал головой. – Это с тем же успехом мог проделать и он, – кивок за стекло на Боксера. – Выхватывает свои «стволы» и – бац-бац… Витя был к нему ближе… А я… Я не видел уже происходящего. Не видел настолько, чтобы отвечать за свой базар.

– Ладно, – Гуров одернул на себе пиджак. – В конце концов, это не так уж важно. Хотя… – полковник не закончил фразы и обернулся к стоящему рядом с ними молодому человеку в форме старшего лейтенанта: – Игонин, отведите пока Ружакова. Мы продолжим беседу позже, Кулак.

– Как скажете, полковник.

Ружаков равнодушно пожал плечами, заложил руки за спину и покорно кивнул старшему лейтенанту Игонину. Дескать, пошли. Сигарету он так и не прикурил, сжимал ее в кулаке правой руки.

Когда Кулака увели, Гуров еще долго стоял на одном месте, разглядывая через стекло Боксера, насупленно уставившегося на находящегося за своим рабочим столом Крячко. Станислав уже снимал с задержанного показания. Боксер отвечал вяло и неохотно. Крячко усмехался, но не торопил собеседника. Гурова даже слегка удивила такая терпеливость со стороны его соратника. Интересно, на сколько ее хватит?

Гуров толкнул от себя дверь и вошел в кабинет. Не глядя ни на товарища, ни на допрашиваемого им Боксера, он прошел к своему столу и сел, положив на полированную поверхность сцепленные в замок пальцы. Павел Куличков. В принципе ту рискованную операцию, которую провел Гуров по задержанию группировки, полковник склонен был считать успешной. Но его тяготила мысль, что все это далеко еще не конечный результат. Оставалось множество неосвещенных глобальных вопросов. Например, где находится похищенная Боксером и его людьми девушка? Что с ней? Кто она такая? Что собой представляет противоборствующая Боксеру группировка? И ряд других, более мелких, но от этого не менее важных вопросов.

При появлении Гурова Станислав замолчал. Осекся на полуслове и задержанный Павел Куличков. Подсознательно он, наверное, почувствовал, что беседа с Крячко – это только цветочки. А вот теперь явился начальник постарше и сейчас начнется самое интересное. Уже одним своим видом и исходившей от него энергетикой Гуров внушал невольное почтение. Широкая бычья шея Боксера напряглась, пальцы забарабанили по коленям.

Гуров знал, что присутствующие смотрят на него, но не торопился поднимать головы. Но и тянуть этот процесс бесконечно тоже не имело смысла.

– Ну, здравствуй, что ли, Боксер, – цепкий, пристальный взор полковника буквально вонзился в наглую бульдожью физиономию. – Очень, знаешь ли, хотелось мне с тобой познакомиться. Полковник Гуров меня зовут, если ты еще не в курсе. С напарником моим, как я понял, ты уже имел честь познакомиться.

Куличков напряженно молчал, все так же тяжело сопя. Гуров не сомневался, что, будь сейчас его, Боксера, воля, он бы кинулся на них со Станиславом и зубами порвал им глотки. Не раз уже полковнику доводилось сталкиваться с такого рода людьми. Впрочем, можно ли их называть людьми, – большой вопрос. Зверье. Натуральное зверье, девизом которого является фраза, прозвучавшая из уст такого же отмороженного беспредельщика, арестованного и отправленного за решетку в девяносто пятом году. Гуров прекрасно помнил и этого человека, и произнесенную им фразу: «Я считаю, что день прошел впустую, если я сегодня никого не убил». Может, сидящий сейчас перед ним Боксер и не мыслил столь узко и кровожадно, но от этого он не становился меньшим зверем, лишенным человеческой сущности.

– Вижу, ты не расположен к душевным беседам, Боксер, – продолжил Гуров со вздохом. – Что ж, это твое право… Тогда скажу я. Положение твое, Боксер, не то чтобы не завидное, а я бы сказал – плачевное. Тебя уже опознали, против тебя есть определенные улики, завтра будут готовы результаты баллистических экспертиз… Просто, как попка новорожденного. Так что нам с тобой возиться резона никакого нет. У тебя впереди только суд, и далее по этапу. Получишь, ясное дело, на всю катушку. Ну… Даже при самых смягчающих обстоятельствах по совокупности статей… – Гуров почесал переносицу, – лет двадцать ты, считай, хапнул. Я не пугаю тебя, Боксер. Просто излагаю факты.

– Так чего же я тут сижу? – Куличков надменно усмехнулся. – Только для того, чтобы ты мне мозги пудрил, легавый, а я дивился, какой ты крутой да умный?

– Нет, не только, – Гуров заметил, как нервно дернулся при этом наглом выпаде задержанного Станислав, но остановил соратника одним-единственным взглядом. – А зачем ты здесь, я легко могу объяснить, – полковник так и сверлил взглядом своего визави. – Вчера на загородном шоссе в перестрелке принимали участие две стороны. Ты и те, на кого ты имел счастье наехать. Орешек оказался тебе не по зубам, Боксер, в отличие от предыдущих случаев с похищением девушек. Возможно, он окажется по зубам нам. Но мы не знаем личностей твоих противников.