Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд

опустив массивную голову на грудь. Все кричали „Да здравствует император!“, но он не проронил ни слова; он обращал на нас внимания не больше, чем на моросящий дождь, пропитавший воздух».

Описание совершенно достоверное. Сотни и тысячи людей, ставших свидетелями этого мрачного, потрясающего зрелища, вспоминали его в старости, когда Францией правили ничтожества и слава была не в моде. Именно из подобных воспоминаний выросла легенда о Наполеоне, и именно они в конечном счете одержали более решительную победу, чем та, что выиграли самодержцы под Лейпцигом.

Но сейчас, когда бой начался снова, Наполеон был согласен на компромисс, чтобы спасти хотя бы какие-нибудь остатки своих весенних планов. Он послал за генералом Мерфельдом, плененным вчера в Долице, вернул изумленному военачальнику его шпагу и велел ему возвращаться в лагерь союзников с новыми условиями перемирия. Император уступал Польшу и Иллирию, соглашался на независимость Голландии, ганзейских городов, Испании (уже и так потерянной) и объединенной Италии. Мерфельд поехал прочь, поздравляя себя с такой удачей, но Наполеон не дождался никакого ответа, хотя бы из вежливости. Союзники были полны решимости воевать до тех пор, пока последний француз не уберется за Рейн.

Весь день 17 октября продолжалось необъявленное перемирие. Стрельба, и то нерешительная, шла лишь в северо-западных пригородах, где Мармон противостоял Блюхеру. Тем временем прибыл Бернадот со своими шведами, а поредевшие армии союзников получили значительное подкрепление — русский генерал Беннигсен привел две колонны численностью примерно 100 тысяч человек. Пополнение же французских сил ограничилось лишь корпусом Рейнье, насчитывавшим около 10 тысяч бойцов. В полночь 17 октября, не получив от противников никакого ответа, Наполеон отозвал свои аванпосты и отдал приказ возобновить битву.

III

У него на уме было отступление. Для французов, вставших дугой вокруг плотно обложенного города, когда единственная ведущая на запад дорога была под угрозой, едва ли оставался иной выход. Правое крыло, где командовал Мюрат, закрепилось в деревнях Конневиц и Долиц на Плейсе. Выдвинувшийся вперед центр позиций в Пробстхайде удерживали надежные Макдональд и Удино. Левое крыло под командованием Нея вытянулось на север до Голиса, где был поставлен отражать пруссаков Мармон. Наполеон, потративший почти всю ночь на разъезды, в ходе которых забрался на восток до самого Рейдница, чтобы переговорить с Неем, и на запад до Линденау, где совещался с Бертраном, устроил свой штаб в Штоттерице, неподалеку от опасного центрального выступа в Пробстхайде. В восемь утра начался артиллерийский обстрел, и Бертрану был послан приказ постепенно выходить на вейсенфельсскую дорогу, но любой ценой удерживать мост через Эльстер.

Борьба снова сосредоточилась в трех местах, но сейчас их разделяли меньшие расстояния, чем 16 октября. Примечательной чертой этого кровавого дня была успешная оборона почти в каждом секторе дуги, несмотря на тающие в результате непрерывной стрельбы боеприпасы, из-за чего пушки и ружья становились бесполезными, подавляющее численное превосходство неприятеля, измену в рядах французов и неистовые атаки союзников, особенно в центре, где войска коалиции сражались с огромной решимостью, не обращая внимания на колоссальные потери.

В районе Линденау Бертран легко отбил все атаки Гюлэ и начал планомерный отход. В течение утра и в середине дня Ней и Мармон сдерживали пруссаков и шведов на Парте, но бои в центре, между рекой Плейсе и французским выступом в Пробстхайде, достигли крайнего накала ярости. Шварценберг десять раз штурмовал Конневиц, Пробстхайду и местность между ними и десять раз был отброшен — поляками в Конневице, пехотой Виктора и Лористона в центре. Здесь противоборствующие стороны так переплелись, что бой потерял всякий порядок и превратился в сотню отчаянных штыковых схваток, но ближе к вечеру Барклай-де-Толли, командовавший союзными войсками в центре, был вынужден перейти к обороне, а Понятовский намертво остановил Шварценберга в Конневице.

Однако союзники достигли некоторого успеха на своем правом крыле: Беннигсен с довольно свежими отрядами взял Хольцхаузен и подошел почти к самому Штоттерицу, где стоял с гвардией Наполеон. Контратака ветеранов остановила напор союзников по всему фронту до крайне левых французских позиций, где Ней отчаянно сражался с Бернадотом и Блюхером, не давая последним прорваться и вести продольный обстрел всей французской линии.

В середине дня на левом крыле французов положение снова обострилось. Тысячи саксонцев, главным образом из корпуса Рейнье, стоявшего против Бернадота, неожиданно перебежали к врагу, прихватив с собой сорок пушек. Измена произошла так быстро и неожиданно, что французские кавалеристы приветствовали саксонцев, считая, что те идут в атаку. Такой потери левое крыло, державшееся изо всех сил, не могло пережить, и Ней сразу же сократил линию обороны, отправив всех недезертировавших саксонцев в тыл. Дерзкий саксонский сержант, намеревавшийся дезертировать, кричал, проходя сквозь ряды бойцов: «В Париж, в Париж!» Французский сержант, разъяренный этой откровенной демонстрацией предательства, прокричал в ответ: «В Дрезден!» — и застрелил его на месте. Массовое дезертирство, вероятно, было задумано и организовано заранее, при приближении Бернадота, потому что именно шведский кронпринц возглавлял корпус саксонцев в 1809 году, в битве при Ваграме, когда они, поддавшись панике, бежали*.

Давление в этом секторе усилилось в прямой пропорции с затруднениями французов, но пока что до разгрома было далеко, даже после того, как Бернадот с помощью массированного артиллерийского огня и новых ракет Конгрива*, обслуживаемых британским персоналом, занял деревню Паунедорф. Наполеон тут же отбил ее силами Молодой гвардии, но поняв, что удержать деревню не удастся, отступил с Неем на линию Шёнефельд — Зеллерхаузен — Штунтц.

По словам лорда Лондондерри, одного из англичан, находившихся в Лейпциге, ракеты Конгрива произвели колоссальный эффект на пехоту, «застывшую в плотном каре, которое после нашего огня рассыпалось, словно охваченное паникой». К несчастью для ракетчиков, их командир, капитан Брог из королевской артиллерии, вскоре после этого успеха получил смертельную рану, и командование над батареей, носившей в основном экспериментальный характер, перешло к лейтенанту Стрэнджуэйзу*.

На Марбо, принимавшего участие в чудовищной схватке вокруг Пробстхайды, налетела орда врагов, не представлявших бы ничего особенного для галлов, защищавших в V веке Запад от Аттилы, но поразивших полковника 23-го егерского полка. На его егерей, успешно отбивших бешеные атаки австрийцев Кленау и русской кавалерии Дохтурова, навалились бесчисленные эскадроны казаков и башкир, причем последние выпускали тысячи стрел. «Причиненные ими потери были небольшими, — записывает полковник, — потому что абсолютно недисциплинированные башкиры имели о боевом порядке понятия не больше, чем стадо овец. Поэтому они не могли стрелять горизонтально, не попадая в собственных товарищей, и были вынуждены выпускать стрелы в воздух по параболе, с большим или меньшим наклоном в соответствии с тем, как