Сухих соцветий горький аромат - Ирина Зорина

Утром меня разбудил голос Марка:

— Так ты всё же решила остаться?

Я открыла глаза и увидела хитро улыбающееся лицо.

— Несколько часов назад была уверена, что съезжаю, — сонно проговорила я, — вряд ли с того момента что-то изменилось.

— Ты сегодня славно выспалась, я пришёл с работы — ты уже спишь, проснулся — ты ещё спишь. Избегаешь меня таким образом?

— Если и так, я это делаю неосознанно, — недовольно буркнула я. — Который час?

— Восемь утра.

— Через полчаса буду готова.

— Можешь не торопиться, времени у нас много.

Когда мы ехали в такси, заваленном моими сумками, я чувствовала облегчение, мне казалось, что теперь, наконец, моя жизнь начнёт налаживаться и в конечном итоге вернётся в прежнее русло.

— Спасибо тебе большое, — сказала я, повернувшись к Марку. — Ты так много сделал для меня, а я ни разу тебя не поблагодарила.

Машина неторопливо покачивалась, скользя по гладкому шоссе, протянутому сквозь лабиринты шумного, перегруженного города. Марк положил свою ладонь на мою руку.

— Не за что. На самом деле ты для меня сделала намного больше.

— Единственное, что я всё это время делала — постоянно оскорбляла тебя и говорила гадости. Хотя, возможно, ты мазохист, и подобное отношение приносит тебе удовольствие.

Марк рассмеялся.

— Раньше я этого за собой не замечал.

— Тебе стоит быть внимательнее, — шутливо бросила я и, немного погодя, добавила: — Прости за весь тот бред, который я несла, я была не в себе.

— У тебя были на то причины. И к тому же иногда мне действительно это нравилось, — он выразительно посмотрел на меня и лукаво сощурился.

Моё лицо мгновенно залила краска. Я отвернулась к окну и до конца пути не проронила ни слова.

К полудню все чемоданы были перенесены в моё новое пристанище.

— Искренне тебя благодарю, — сказала я стоявшему в дверях Марку. — Спасибо за всё, не знаю, как бы я справилась без тебя.

— Слишком много благодарностей для одного дня. Ты прекрасно знаешь, что я отдал бы всё на свете лишь бы продлить это время.

— Благодарности много не бывает, тем более, когда тебе нечем отплатить.

— Почему же нечем? Позволь мне звонить тебе, и будем считать, что мы в расчёте.

— Это невозможно.

— Почему?

— Я люблю другого мужчину, Марк.

— Рискну заметить, что он бросил тебя.

— Это временная глупая размолвка, — убеждала я то ли Марка, то ли себя, — скоро мы снова будем вместе, и это именно то, чего я хочу.

Марк пристально смотрел мне в глаза, и я понимала, что он видит меня насквозь, он не верит ни единому моему слову и знает, что в глубине души я сама почти не верю в это.

— Прощай, — сказала я.

— До встречи, — ответил он.

Спускаясь по лестнице, Марк не обернулся, а я всё не могла закрыть за ним дверь. Мне представлялось, что он должен сказать что-то ещё, он должен ещё раз взглянуть на меня. Но он этого не сделал.

Остаток дня я провела, обустраивая своё новое жилище. К вечеру уставшая, но довольная, растянувшись на диване перед телевизором, я бесцельно щёлкала пультом и наслаждалась горячим шоколадом. Вдруг раздался телефонный звонок. Мама. В последние дни я даже не думала о ней, а сейчас мне стало страшно. Я боялась её гнева и повторного отвержения, но этот страх уже был не таким сильным как прежде. Он будто потускнел, смазался, отдалился. Пережив однажды то, что в прошлом наводило ужас, перестаёшь наивно полагать, что это может тебя убить. Поднеся телефон к уху, я спокойно сказала:

— Алло.

— Алло, Аня? Куда ты пропала? Почему не звонишь?

— По-моему, ты тоже не стремилась к общению.

— Где ты?

— Дома.

— Дома — это где?

— В квартире, которую сняла.

Разговор напоминал допрос, и это начинало меня раздражать.

— Значит ты уже не с тем мужиком, слава богу.

— С чего такая уверенность, что я не с ним? — гневно выпалила я. — Может, он и сейчас со мной.

— Это правда?

— Если и правда, какое тебе дело? — меня захлестнуло негодование. — Целых три недели тебя абсолютно не волновало, что со мной, где я и с кем, а теперь я обязана отчитываться?!

— Какое мне дело?! Я твоя мать! Мне всегда есть дело до того, что ты там вытворяешь! И да, ты обязана отчитываться. Я надеялась, что в тебе проснётся совесть, и ты сама мне позвонишь, но, как вижу, я тебя плохо воспитывала, — мама перевела дух и с новой силой выкрикнула в трубку: — Что у вас с Сашей?

— Ничего, — выцветшим голосом ответила я.

— Расстались?

— Да.

— Допрыгалась, значит. Крутила хвостом, с каким-то мужиком путалась, естественно, нормальный парень такого не выдержит. Это немыслимо! Я даже представить себе не могла, что ты можешь так низко пасть!

Эти слова больно ранили. Обвинения, которыми сыпала мать — человек, обязанный любить и поддерживать своего ребёнка, были необоснованными и незаслуженными, но, тем не менее, глубоко западали в душу. Я чувствовала себя никчёмной, гадкой, недостойной любви. Недавние, едва начавшие затягиваться душевные раны вновь начали кровоточить.

— Чего ты молчишь? Нечего сказать? — в её голосе звенела злоба. — Мне тоже сказать тебе больше нечего, и отец ни видеть, ни слышать тебя больше не желает.

За словами последовали протяжные гудки. Я бросилась на диван и уткнулась лицом в подушку. Мне было жаль себя, потерянных отношений с родителями, мне было жаль, что я разочаровала свою мать. Всю жизнь я старалась угодить ей, быть хорошей, правильной, умной, достойной. Каждый день мне приходилось заслуживать её любовь, теперь это в прошлом, мне не удалось стать идеальной.

Мне нужно было, мне было жизненно необходимо вернуть свою любовь, восстановить сломанные отношения с Сашей. Только это могло спасти моё растоптанное самоуважение, только любовь могла вытянуть меня из бездны, на краю которой я стояла.

Следующую неделю я провела в состоянии уныния и безнадёжности. Несколько раз пыталась дозвониться до Саши, но он не подходил к телефону. Я не понимала причин его молчания, придумывала всевозможные оправдания, объяснения, доводы, вновь набирала номер, слушала безжизненные гудки, завершала вызов, и всё повторялось сначала, сдаваться я не собиралась. К счастью, нам не дано знать заранее о результатах нашей деятельности, в противном случае, жизнь превратилась бы в бесконечное ожидание наиболее подходящего момента, приправленное праздным бездельем, скукой и сожалениями.