Знай мое имя. Правдивая история - Шанель Миллер

На этом месте зрители зааплодировали, расхохотались, стали изображать, будто наносят кому-то удары. Но я невозмутимо продолжила:

Внезапная тишина.

Я оборвала речь, пытаясь поймать взгляд каждого сидящего в зале.

Зал взорвался, все начали кричать и топать. Когда я пыталась перекричать их, десять членов жюри повскакивали со своих мест. Мои родители были ошарашены, но все равно поддержали меня. И все время я надеялась, что насильник сидел тогда зале.

Было легко писать и произносить ту речь. Тогда я встречалась со своим первым парнем, которого очень любила. Отношения с ним делали меня сильной, ведь я чувствовала себя в полной безопасности, а мой сексуальный опыт рождал во мне только добрые чувства. Я сделала это ради подруги — не для себя, — поэтому было легко играть словами, нанизывать красивые фразы, срывать аплодисменты, уничтожая вербально мужские достоинства насильника. Однако теперь, когда я сама, будучи без сознания, подверглась насилию, мне едва удавалось выжать из себя хотя бы слово. Сидя перед микрофоном в пустом зале суда, я просто кивала и думала о себе прежней — такой юной, смелой, расхаживающей по сцене. Куда только все подевалось?

Тиффани приехала вечером накануне судебного заседания и должна была пробыть в Пало-Альто меньше суток, а потом сразу вернуться к учебе. Она никогда не была в здании суда и не встречалась с Алале. Удивительно, что мы проходили через одни и те же трудности, но у нее не было никого, кто помог бы ей подготовиться. Я настаивала, что для нее будет сложнее давать показания, ведь она все помнила. Ей придется описывать все, что он делал, пока пялился на нее. Кроме того, ей еще предстояло разобраться с домашним заданием, успеть приехать к лекции на следующее утро и выглядеть так, будто и не было за плечами дня, проведенного в суде.

Но сейчас Тиффани больше интересовало, как мы должны выглядеть в суде. Погуглили. По запросу «женская одежда для суда» картинки изображали дам с длинными волосами, собранными в аккуратные пучки, в прямых строгих юбках, со стройными, как стойки перил, ножками на высоких каблуках; руки они все почему-то держали на талии. «Как, черт возьми, мы сможем стать такими?» — вскрикнули мы обе. Уже вечерело, когда я и сестра, приехав в Kohl’s[32], начали слоняться по его сверкающим этажам. Я написала своему адвокату, попросив ее помочь нам. Ответ пришел незамедлительно: «Что-нибудь удобное и респектабельное». Вроде как поняла. Из примерочной появилась сестра в огромной футболке с миньоном[33] и без штанов.

— Что они скажут, если я приду так?

— Тиффани, дело серьезное, — проговорила я, выйдя в бриджах со стразами, козырьке и футболке с надписью «BLESSED»[34].

Услышав объявление, что магазин скоро закрывается, мы закончили наши игры и сосредоточили внимание на одежде так называемого повседневно-делового стиля. Руки обрывались под кучей свитеров земляных оттенков. Тиффани вышла в коричневом джемпере — вырез лодочкой, асимметрично висящий низ.

— Ты в суде выступать собираешься или на благотворительном детском ужине?

Кофты с цветочными узорами и на пуговичках превращали нас в старомодных секретарш — «Черт побери, Дженис, ты не забыла отправить налоговую форму W-9?». В конце концов я нашла то, что искала: свитер мягкого и спокойного цвета — цвета прокисшего молока. Новая униформа Эмили. Я выглядела как человек, который непременно одолжит вам карандаш. Увидев меня в свитере, сестра одобрительно кивнула.

Cтемнело, и пришла пора изучать все записи. Мы сели по разным концам обеденного стола, каждая со своей стопкой бумаг. Я услышала, как отец шепнул матери: «Разве не здорово, что наши девочки здесь, с нами?» Чистая правда! Я тоже была благодарна судьбе за этот спонтанный семейный вечер. Но все-таки повод, собравший нас, прямо скажем, обламывал. Мы читали в полной тишине, прерываемой только шелестом бумаги. Одно из самых главных правил, установленных сразу, гласило, что мы с Тиффани не имели права обсуждать это дело. Если наши показания будут слишком похожими, нас могут обвинить в сговоре. Но даже просто одно ее присутствие рядом помогало мне воссоздать события того вечера.

Чем глубже я погружалась в чтение, тем плотнее меня обступали мои прошедшие переживания. Читать те строки было все равно что оказаться запертой в комнате, медленно заполняющейся водой. Она прибывала и прибывала, пока под потолком не осталось маленькое пространство, достаточное, чтобы сделать последний глоток воздуха. И когда я уже подумала, каково там, на дне, — все закончилось. Я поняла, что теперь не утону. Все в прошлом. Вода начала уходить, а насилие навеки застряло на этих страницах.

Не отвлекаясь более ни на что, я делала заметки и раскладывала по полочкам все факты. Продолжала вспоминать детали, пока не смогла за пятнадцать минут прокрутить события той ночи назад и вперед: с того момента, как решила поехать на вечеринку, — до того, как вышла из больницы.

— Я нервничаю, — сказала сестра.

— Это нормально, — ответила я. — Если начнешь сильно волноваться, то смотри на стенографистку. Она разрешила и даже подмигнула мне. От тебя не требуется помнить все, ведь прошло десять месяцев. Все очень просто, ведь мы будем говорить только правду. Вот увидишь, все с ума по тебе сойдут: «Надо же, она просто ангел, а от этого парня у меня прямо нервная дрожь по всему телу». Потом, знаешь ли, мы потратили целых семьдесят баксов в Kohl’s, поэтому давай-ка сделаем так, чтобы это было не зря. Нам нечего бояться, потому что нечего скрывать.