Камеи для императрицы - Алла Бегунова

Таким образом, Анастасия и Мещерский не увидели наиболее торжественного момента: корабли расходились в разные стороны. Оставив несколько абордажных крючьев в фальшборте «Евангелиста Матфея», а на его палубе — немало всякого оружия и тела трех убитых, но унеся всех раненых, турки поднимали паруса и поворачивали реи, чтобы поймать попутный ветер. Противники еще грозили друг другу кулаками и кричали ругательства, но было ясно — русские отбились…

Слабый язычок пламени от свечи лизал то металлический пинцет, то скальпель, то хирургические ножницы. Анастасия готовилась провести простейшую операцию: извлечь из раны у кирасира свинцовую дробину. Такие операции после сражения при Козлуджи она не раз наблюдала в лазарете Ширванского пехотного полка у штаб-лекаря Калуцкого и даже ассистировала ему. В Аржановке она не забывала о своих медицинских навыках и часто помогала крестьянам. Никаких трудностей в проведении сейчас подобной операции она не видела. Но Мещерский этого не знал и волновался, спрашивая ее, не будет ли ему больно.

Анастасия кивнула Глафире, и та дала раненому выпить стаканчик водки, водкой же она обтерла место ранения. Молодой офицер еще раньше согласился с тем, что руки ему привяжут к стулу, и теперь смотрел, как служанка госпожи Аржановой делает это.

Опьянение наступало медленно. Анастасия наблюдала за его состоянием и видела, что глаза у Мещерского подернулись пеленой, черты лица, прежде искаженные болью, разгладились. Мещерский бессильно откинулся на спинку стула и заговорил:

— До чего же странно… Вы собираетесь помочь мне. Но это я должен был оберегать вас в бою.

— Только оберегать? — Анастасия подошла к раненому.

— Нет, конечно, — еле ворочая спьяну языком, отвечал он. — В мою задачу входит контроль за вашими действиями. Если вы вдруг… Тогда я должен пресечь… Смотря по обстоятельствам…

— Пресечь? — Она зацепилась за это слово. — Но как вы будете пресекать?

— Способов много.

— Назовите хоть один. — Она, взяв за подбородок, повернула его голову к себе.

— Вы знаете, о чем я говорю…

— Вовсе нет. — Анастасия медленно провела ладонью по его щеке и задержала ее на сухих и горячих его губах.

Князь Мещерский осторожно прикусил зубами ее пальцы и долго не отпускал их. Потом потерся щекой о ее руку, словно просил о продолжении ласки. Она задумчиво смотрела на него. Ей показалось, что сейчас он абсолютно трезв.

— Но, наверное, я бы не смог… — пробормотал молодой офицер, закрыл глаза и опустил голову на грудь.

Глафира обхватила поручика за плечи и прижала к спинке стула. Анастасия точным движением надрезала рану, чтобы увидеть дробину полностью. Та сидела довольно глубоко, но, к счастью, до кости не доставала. Раздвинув края раны как можно шире, она наложила пинцет и рывком удалила кусочек металла. Мещерский вскрикнул, заскрипел зубами и скорчился на стуле. Анастасия показала ему пинцет с дробиной:

— Вот она!

— Навеки… ваш должник! — прохрипел поручик.

Кровь из раны шла, и она с Глафирой сменили несколько салфеток, чтобы унять ее. Затем наложили на рану тугую повязку.

Анастасия снова налила стаканчик водки и поднесла раненому. Князь выпил все одним глотком, не закашлявшись. Через несколько минут он глубоко вздохнул и как-то обмяк. Видимо, алкоголь теперь подействовал на него и притупил боль.

Глафира распустила веревки. Анастасия посмотрела на руки молодого кирасира. У него на запястьях остались красные следы, и она стала массировать их. Но князь этого не чувствовал. Он находился в полубессознательном состоянии и только слабо улыбался. Они перетащили его на койку, укрыли одеялом. Анастасия склонилась над Мещерским. Его восковое лицо было красивым и печальным.

Только после этого Анастасия могла позволить себе расслабиться. Она сняла длинный белый фартук, в котором проводила операцию, и бросила его в таз, где уже валялись окровавленные салфетки, обрывки рубашки кирасира, использованная корпия. Глафира полила ей из кувшина воды, и она тщательно вымыла руки, ополоснула лицо. Перипетии боя на палубе «Евангелиста Матфея» возникли перед ее глазами. Пиратский нож снова сверкнул под черноморским солнцем.

— Глафира, а где мой редингот? — спросила она.

Служанка молча подала ей одежду. Анастасия достала из внутреннего кармана камею. На темном агате сбоку, не задевая, однако, профиля богини Афины-воительницы, теперь пролегала трещина. Искусное изделие древнегреческого мастера, кем-то поднятое со дна моря и подаренное ей правоверным мусульманином, спасло Анастасии жизнь. Она усмехнулась этому парадоксу и погладила камень пальцами. Сейчас он был холодным, как лед.

Берег проступал в пелене дождя, как тонкий акварельный рисунок. Его очертания напоминали греческую букву «омега». Желтой изгибающейся полосой тянулся он версты на три от одного поросшего невысоким кудрявым лесом холма до другого, чья скалистая оконечность выступала далеко в море. «Евангелист Матфей» подходил к Гёзлёве, к городу-порту на западном берегу Крыма. Шкипер Хитров приказал убирать паруса, так как в бухту корабль должен был заводить барказ.

Анастасия вышла на шканцы и наблюдала теперь привычную ей картину. Матросы, поднявшись по вантам вверх, «брали рифы», то есть с помощью канатов подтягивали парусные полотнища к реям. После пиратского штурма Хитров относился к своей пассажирке с большой почтительностью. Он разрешал ей находиться на шканцах рядом с вахтенным помощником и рулевым столько, сколько она захочет, и часто рассказывал ей о морской службе и корабельном обиходе.

По его разумению, молодая женщина обладала двумя ценными качествами: умела хорошо стрелять и знала медицину. Кроме Мещерского, Анастасия помогла в тот день еще четырем раненым, проведя такие же операции по удалению пуль и дробин, а затем вместе с горничной ухаживала за ними, нисколько не чураясь этой трудной и грязной работы.

Тем временем матросы спустили на воду корабельный барказ, подали на него концы с «Евангелиста Матфея» и, налегая на весла, повели парусник к причалу. Дождь усиливался. Сумерки быстро окутывали берег. В домах Гёзлёве светилось всего несколько огоньков. Анастасия напряженно всматривалась во тьму и думала, как ей сейчас выгружать багаж и людей и куда идти в этом незнакомом месте. Шкипер угадал ее мысли. Он сказал, что до утра она может остаться на корабле и никаких дополнительных денег за это он с нее не возьмет.

Утром они въехали в город через Искеле-Капусу, или Ворота пристани, расположенные близ моря. Вообще Гёзлёве был окружен довольно высокой крепостной стеной с башнями и бойницами, сложенной из больших квадратных камней местного ракушечного камня-известняка. Стена шла к морю, затем поворачивала на запад, отделяя морской берег от жилых кварталов.

Возможно, сто или двести лет назад она и служила хорошей защитой от непрошеных гостей, но теперь понемногу приходила в ветхость. Она только издали выглядела неприступной. Анастасия заметила, что во многих местах ракушечник раскрошился, от бойниц вниз по стенам разбегаются трещины, а ров перед стеной, некогда заполненный водой, зарос бурьяном.