Россия. Сталин. Сталинград. Великая Победа и великое поражение - Владимир Бушин

Видимо, писатель спутал Иудейскую войну (66 ― 73 годы) с восстанием гладиаторов и рабов под руководством Спартака (74―71 годы до н. э.). Тогда, с великим трудом подавив восстание, римляне действительно утыкали одну дорогу крестами с распятыми, но она была всего в несколько десятков километров ― от Капуи, где в школе гладиаторов зародилось восстание, до Рима. Пожалуй, сей пассаж с превращением такой дороги в тысячекилометровый крестный путь еврейских воинов стоит солженицынского Наполеона, который, как матрос Железняк, что «шел на Одессу, а вышел к Херсону», заблудился в русском лесу и чуть не утонул в русских болотах. Метаморфозы, подобные многократному преувеличению крестного пути евреев-воинов, не есть ли одна из причин того, что кое-кто сомневается в достоверности цифрового выражения Холокоста?

Звонок ив инстанций

Игнорирование реальных обстоятельств, простой и здравой житейской логики весьма характерно для Г.Бакланова. Вот пример совсем из другой области. Он писал, что в 1973 году, когда вышел солженицынский «Архипелаг», некие высокие инстанции очень упорно добивались его подписи под осуждающим книгу заявлением и без конца названивали по телефону, а он вскоре перестал отвечать. Но однажды, говорит, телефон трещал 21 минуту, и только на 22-й я снял трубку. Очень увлекательная деталька! Но, во-первых, никак не доказано, что это звонили именно некие «инстанции» и именно по данному поводу. Во-вторых, невозможно представить, чтобы на том конце провода кто-то столько времени ждал ответа. В-третьих, ну как поверить, что и сам Бакланов по часам следил, сколько минут длится звонок. И наконец, так ли уж нужен был инстанциям непременно Бакланов, когда и без него хватало писателей, которых возмутил «Архипелаг», и они откровенно объявляли об этом в статьях и коллективных заявлениях. Так что, дотошные подробности вплоть до 21 минуты работают против автора и рождают сомнение.

Черта оседлости и крепостное право

Из невоенных суждений Бакланова можно отметить его замечание о том, что-де, в отличие от украинцев и грузин, башкир или калмыков, «евреи в состав России не просились, их присоединили». Что значит «не просились»? А как они могли проситься, если не имели своего единого «состава», т. е. хоть какого-то подобия государственного образования, как названные выше народы? А вот, так сказать, в част- но-индивидуальном порядке приходили из дальних земель, селились, делали свое дело… На сей счет есть сведения даже времен седой страны ― от летописца Нестора, монаха Киево-Печерской лавры, современника Владимира Мономаха (1053―1125).

Вполне возможно, как очевидец, он рассказывает об одном бурном событии того времени: «Киевляне, не хотя иметь Святославичев, возмутилися и разграбили дома тех, которые о Святославичах старались. Первее дом Путяты тысяцкого, потом жидов многих побили и домы их разграбили за то, что сии многие обиды в торговых делах Христианам и вред чинили. Множество же их, собрався в их синагоге, огородяся, оборонялись, елико могли, прося времени до прихода Владимира. Вельможи киевские, видя такое великое смятение, и большего опасаясь, послали ко Владимиру, прося, чтобы немедля пришел и народ мятущийся успокоил…» Когда князь явился, «просили его всенародно об управе на жидов, что отняли все промыслы и при Святополке имели великую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорились, за что хотели всех побить и домы их разграбить».

Здесь упомянут тот самый князь Святополк, старший сын Владимира Святого, который убил своих трех братьев, чтобы завладеть их уделами, а потом с помощью поляков и печенегов захватил Киев и княжил в нем с 1015 года до1019-го, когда, был изгнан Ярославом Мудрым. Народ не забыл мерзавца и дал ему прозвище Окаянный. Тем более, помнили его киевляне той поры.

А Владимир Мономах тогда ответил киевлянам: «Понеже жидов всюду и в разных княжествах вошло и населилось много и мне не пристойно без совета князей, паче же против правости, что они допусчены прежними князи, на убивство и грабление их позволить, где могут многие невинные погибнуть. Для того немедленно созову князей на совет». Да, чтобы все было демократично.

И во! князья съехались. Это был Первый антисионистский конгресс на Руси. Князья тоже не с кондачка, а «по долгом рассуждении установили закон таков: «Ныне из всей Русской земли всех жидов со всех их имением выслать и впредь не впус- часть; и если тайно войдут, вольно их грабить и убивать».

И Нестор заключает: «И послали по всем градам о том грамоты, по которым жидов немедленно выслали, но многих по градам и на путях своевольные люди разграбили и побили». И вывод: «С сего времени жидов на Руси нет, и когда который приедет, народ грабит и убивает».

Но мы знаем, что, несмотря на такую суровость закона Первого антисионистского конгресса русских князей, евреи однако же приезжали в Россию, селились, имели и имеют здесь «великую власть и свободу», завладевали промыслами и газетами, потом ― телевидением, и творили многие обиды Христианам, ― такие, например, как эта статья Григория Бакланова, который дальше пишет: «их присоединили. И тут же прочертили черту, за которую им и ногой ступить не разрешалось».

Черту оседлости установили в 1791 году, и охватывала она 15 губерний ― целое государство, и большое! ― внутри этих губерний евреи могли жить и перемещаться как угодно. А вот русские крестьяне еще за триста лет до этого на своей родной земле по царским указам и по Судебнику 1494 года стали крепостными, т. е. бесправными рабами помещиков, их можно было и продать и обменять на что угодно, например, на породистую собаку (см. хотя бы сцену охоты в «Войне и мире» Толстого). Евреям в черте оседлости ничто подобное не грозило. Не слышно, чтобы Иванов продал Петрову Абрамовича или Сидоров обменял Рабиновича на бульдога.

Это различие полезно помнить. Тем более, что Бакланов тут же признает: «Никогда никакая черта не сдерживала расселение народов. Не помешала и черта оседлости». Да, тут он прав: ничуть не помешали евреям ни Антисионист- ские конгрессы, ни черта оседлости. Действительно, задолго до революции в Петербурге, Москве и других крупных городах Центральной России появилось множество Минских, Могилевских, Житомирских, Слонимских, Шкловских, Смелян- ских, Ямпольских, Сарновых… Это все из-за черты оседлости, из городов и местечек― Минск, Могилев, Житомир, Слоним, Шклов, Смела, Ямполь, Сарны…

А кого из нынешних князей следуем называть Окаянным, это все знают.

Дорога на Хельсинки и в Москву

Возвращаясь к военной теме, перенесемся через столетия к Финской войне. И здесь мы обнаружим у писателя явно антинаучные детальки, правда, отнюдь не забавные: он обзывает эту войну «позорной» для нас.

С какой же стати? Ее целью было вполне естественное желание в условиях начавшейся мировой войны по возможности обезопасить вторую столицу государства, которая находилась всего в 32-х километрах от госграницы. И это советское руководства намеревалось осуществить мирным путем: в обмен на Карельский перешеек, откуда дальнобойные орудия могли обстреливать Ленинград, оно предложило финнам территорию в два раза большую. Может ли Бакланов привести второй подобный пример в мировой истории? Уж не предлагали ли, например, США соседке Мексике взамен оттяпанной у нее половины территории хотя бы один из 24-х Гавайских островов?.. Финны, за спиной которых стояли Германия, Франция и Англия, отказались от добрососедского обмена. А в результате через три с половиной месяца не мы явились в Хельсинки просить мира, а финны после прорыва линии Маннергейма, открывшего дорогу к их столице, примчались в Москву и подписали мир на наших условиях. В итоге мы добились всех целей, которые ставили: отодвинули границу, получили военную базу на полуострове Ханко (Гангут) и т. д. Но, между прочим, при этом совершенно добровольно передали финнам район Петсамо с незамерзающим портом и огромными, крупнейшими в Европе залежами никелевой руды, а это― стратегическое сырье. Вот так позор!.. И вскоре, когда Финляндия вместе с Германией, несмотря на договоры с ними, подло напали на Советский Союз, все, достигнутое в той войне, нам очень пригодилось. Вспомним хотя бы 160-дневную оборону Ханко в тылу агрессора, в ходе которой было отбито 36 яростных штурмов, а затем эвакуировано в Ленинград свыше 22 тысяч солдат и матросов с оружием и техникой.