Святые в истории. Жития святых в новом формате. I–III века - Ольга Петровна Клюкина

Бога, но может и другого научить Богопознанию и удовлетворительно дает ответ на каждый вопрос о Боге. Между тем как Платон утверждает, что Творца вселенной и познать нелегко, и, познавши, трудно объяснить всем… Что общего между философом и христианином? Между учеником Греции и учеником Неба? Между тем, кто выдумывает все новые заблуждения, и тем, кто бережно хранит истину?»

Все по-разному приходят ко Христу. Фасций Киприан, как и многие люди в наше время, пришел ко Христу через книги, перевернувшие многие его привычные представления. В особенности в учении Христа его потрясло обещание вечной жизни и спасения – и то, что это открыто для каждого.

«Люди не родятся, но делаются христианами, – писал, приободряя таких, как он, Тертуллиан, – и мы прежде смеялись над тем, чему веруем ныне».

Но Киприан считал, что такое высокое, чистое учение лично ему не подходит, он его недостоин. Отголоски его сомнений можно найти в «Послании к Донату о благодати Божией», где он пишет о себе:

«Научится ли когда бережливости тот, кто привык к великолепным пиршествам и роскошным обедам? Покажется ли когда-нибудь народу в обыкновенном и простом платье тот, на ком всегда сияли драгоценные, блестящие златом одежды и багряница?.. Всегда сопровождаемый своими клиентами, окружаемый в знак почести многочисленною толпою раболепствующего ему народа, он почитает наказанием, когда бывает один. Как раб беспрестанных забав, он не может отстать от привычного пьянства; его надмевает гордость, воспламеняет гнев, подстрекает корысть, разжигает жестокость, услаждает честолюбие, увлекает похоть».

Руины городских кварталов Карфагена (современный Тунис). Термы Антонина. II в.

Как мы видим, в Послании к Донату, в то время епископу карфагенской христианской общины, Киприан откровенно рассказывал о своем прежнем образе жизни, весьма далеком от христианского.

Многих современников Киприана волновал еще один вопрос: можно ли христианину заниматься какой-либо общественной службой или, к примеру, служить в армии? Ведь каждый акт публичной жизни, будь ты муниципальный магистрат, государственный чиновник или офицер, сопровождался молитвами и жертвоприношениями римским богам.

Категоричный, склонный к крайностям Тертуллиан отвечал на этот вопрос однозначно: нет, невозможно.

В своем сочинении «Против идолов», с которым Фасций Киприан наверняка был знаком, Тертуллиан так обосновывал свое мнение: «Если допустят, что можно, будучи магистратом, не совершать церемоний и не назначать их, не совершать жертвоприношений и не заботиться о храмах, не назначать людей для заботы о них, не устраивать игр и не председательствовать на них, не решать вопрос об имуществе и жизни граждан, не присуждать их к заключению в тюрьме или к пытке, тогда можно решить, что христианину дозволительно быть магистратом».

Вместо последнего слова можно подставить любое другое: цензором, юристом, адвокатом…

А ведь Киприан в своем деле был, как сказали бы сейчас, профессионалом, накопившим в этой области большие знания. Он любил юриспруденцию, может быть, даже больше «роскошных обедов» и «беспрестанных забав». Значит, и от этого нужно отказаться? Находясь под впечатлением от работ Тертуллиана, он мог и не знать, что не все разделяли столь категоричные суждения автора.

Неизвестно, в какую сторону завели бы Киприана сомнения, но в нужную минуту он встретился с христианским пресвитером Цецилием, который стал его учителем и близким другом.

Один из самых ярых критиков христианства того времени – философ-платоник Цельс издевательски писал, что только «разные шерстянщики, сапожники, кожевники, самые необразованные, самые низкие люди были самыми ревностными распространителями христианства и проповедовали его прежде всего среди женщин и детей». Но образованный, благородного происхождения Киприан из Карфагена уж точно не был похож на «шерстянщика».

В возрасте сорока шести лет преуспевающий юрист Фасций Киприан был принят в христианскую общину Карфагена как оглашенный.

А через несколько месяцев он уже раздал все свои накопления бедным и переселился в простой дом пресвитера Цецилия. Всю жизнь Киприан с почтением, как к отцу, относился к этому человеку, который помог ему родиться заново. В знак признательности он даже принял имя пресвитера и стал называться Фасцием Цецилием Киприаном.

Впоследствии в письме к карфагенскому епископу Донату Киприан описал, что он пережил в момент крещения: «Когда возрождающая волна очистила нечистоты моей прежней жизни, свет, тихий и ясный, нисшел с Неба в сердце мое. Когда второе рождение Духом Небесным изменило меня в нового человека, то чудным образом укрепился я против сомнений, открылись тайны, осветилось темное…»

И сделал важное признание, что после крещения почувствовал в себе новые, в том числе и творческие, силы:

«Какое могущество, какая сила души! Кто очистился и пребывает чист, тот не только сам себя сохраняет от мирских соблазнов, не только не уловляется никакою сетью нападающего на него врага, но и укрепляется в своих силах до того, что над всем воинством противника господствует по своей воле, как повелитель».

Уже через год после крещения Фасций Цецилий Киприан был рукоположен в пресвитера, а в 249 году был почти единогласно избран епископом Карфагенским. Это был редкий случай, чтобы в епископы избрали человека, по сути, всего два года как примкнувшего к Церкви. Киприан отказывался, считая себя недостойным, но кар фагенские христиане настояли. Для них было важно, чтобы именно такой человек – умный, авторитетный, юридически образованный, с твердым характером – возглавил общину и стал их защитником.

Почти одновременно с избранием Киприана епископом Карфагенским на римский престол взошел новый непримиримый враг христиан – император Деций.

До него империей правил Гелиогабал, увлеченно пытавшийся совместить христианство с сирийским культом солнца и не слишком обращавший внимание на самих верующих. Затем тринадцать лет на троне был Александр Север, который в равной степени интересовался всеми религиями и из каждой выбирал для себя то, что ему больше нравилось.

О Севере, этом первом из экуменистов – идеологов всехристианского единства, – интересно рассказано в «Истории Августов»: «В своей божнице наряду с римскими ларами, статуями божественных императоров и Александра Македонского он держал изображения Авраама и Христа. Александр украсил храм Изиды, но подумывал построить храм Христу. Однажды христиане заняли какой-то участок земли, что не понравилось местным трактирщикам. Император решил, что пусть лучше на этом месте в любой форме поклоняются Богу, чем процветают кабаки».

Из последующих трех императоров один – Филипп Аравитянин – даже благоволил к христианам, и некоторые исследователи считают его самого тайным христианином.

Но это была лишь тридцатилетняя передышка перед новыми испытаниями.

Цезарь Деций решил продолжить жесткую политику Траяна и даже принял в честь него имя – Деций Траян. Он поставил перед собой конкретную цель – обратить всех христиан в язычество или уничтожить.