В доме своем в пустыне... - Меир Шалев

Но Рахель ничего не отвечала.

— Прекрати! — сказал господин Шифрин. — Если б ты не побежала с ней в больницу, она бы вообще умерла.

Госпожа Шифрина повернулась к нему и впилась в мужа ненавидящим взглядом.

— Если бы ты не привез ее в эту страну, она бы сейчас видела! — крикнула она.

Он рухнул на стул, словно его ударили поленом.

— Можешь радоваться! — продолжала кричать госпожа Шифрина. — Она тоже приноровилась к этой твоей «Стране Израиля»! Каждый к ней в конце концов приноравливается. У одного вырастают на руках мозоли, другой становится черный, как негр, ты мелешь чепуху, а она перестала видеть.

— Я не привозил ее сюда, — сказал господин Шифрин, будто оправдываясь. — Она здесь родилась.

— Но ты привез сюда меня! — яростно воскликнула она. — А я ее здесь родила!

Господин Шифрин вышел из себя.

— Если бы ты не приехала со мной сюда, — крикнул он страшным голосом, — она не родилась бы вообще!

— Может, так было бы и лучше… — уронив голову, прошептала госпожа Шифрина.

Весь дрожа, словно от укуса змеи, господин Шифрин выбежал из дома и бросился к Дедушке Рафаэлю.

— Твоя дочь не больна, — сказал Дедушка. — Она ослепла, но она не больна. Ей нужно выйти наружу, на солнце, на воздух, ей нужно ходить, ударяться, прислушиваться, трогать, спотыкаться и учиться. — Но госпожа Шифрина лежала у постели дочери, как сторожевая собака, и никому не давала к ней подойти. — Из них двоих настоящая больная — твоя жена, — сказал Дедушка Рафаэль своему несчастному соседу.

Теперь сон Рахели стал таким затяжным, что ее отцу больше не удавалось с ней поговорить, потому что, когда он уходил из дому, она еще не просыпалась, а когда возвращался — уже засыпала на всю оставшуюся ночь.

ВСЮ НОЧЬ

Всю ночь землю заливали дожди. Повсюду струились грязевые потоки, валялись вывернутые водой валуны, проселочные дороги затопило и смыло напрочь. Поутру, когда я поехал проверить очередную артезианскую скважину и глянуть, не повреждено ли ее оборудование, укрытое в одной из небольших котловин, мне пришлось выложить настил из камней, чтобы пересечь вади, потому что хлынувший в него поток начисто смыл дорогу и прорыл высокие уступы на склонах ущелья.

Въехать внутрь котловины мне так и не удалось. Огромные обломки скал, принесенные водой, перегораживали вход. Я оставил пикап снаружи, забрался на завал и прополз внутрь по-пластунски, цепляясь, как мог, руками и ногами. Настоящий разгром открылся моему взгляду. Двенадцатидюймовая стальная труба, по которой вода поступала из скважины в котловину, в отсек охлаждения и компрессии, была разворочена наводнением. Куски ее были разбросаны по берегам русла, переплетенные друг с другом, будто остатки спагетти в тарелке великана.

Там и сям еще журчали последние небольшие ручьи. Радостные птицы кувыркались в них, и звуки их плесканья и щебета казались особенно умиротворяющими на фоне разрушений миновавшей ночи. Воздух был наполнен сильными запахами пустыни, как это обычно бывает, когда капли дождя испаряются с нагретых листьев. Я вернулся к машине, сообщил о себе по связи, спустил воду из уцелевшего участка трубы в русло вади, и, как раз когда кончил, у котловины появился Вакнин-Кудесник с бригадой технадзора.

Вакнин был счастлив.

— Вот видишь, мон ами, — сказал он. — Сколько лет мы с тобой смотрели на эту котловину, ты и я, и спорили, существует ли Бог?

— Слишком много, — сказал я.

— А теперь посмотри, как тут все разворочено, и ответь мне, существует Бог или нет?

— Даже если Он существует, Вакнин, эти наши скважины и трубы Его не интересуют.

— Не интересуют? Судя по тому, что здесь произошло прошлой ночью, они Его еще как интересуют!

— И это твой Бог, Вакнин? Всемирный водопроводчик?

— «Благослови Бога, душа моя, — пропел Вакнин, — Который распростер небеса, точно шатер, и установил на водах основания его; Который сидит на тучах, как на колеснице, и несется на крыльях ветров; Который открывает источники в долинах, чтобы их воды текли меж холмами…»

— Послушай, Вакнин! — прервал я его. — Когда кончишь свои канторские песнопения, вызови сюда, пожалуйста, бульдозер. А я тем временем освобожу тебе вторую трубу, а потом съезжу на вади Цин[84], посмотреть на тамошние скважины.

— Бульдозер я уже вызвал, — сказал Вакнин, — а ты мне нужен здесь, помочь с трубами. Садись лучше, выпей кофейку, месье Майер, ребята уже вскипятили финжан[85]…

— Я не люблю кофе, — сказал я ему. — Ты же знаешь, что я пью только чай. И кроме того, это не то время и не то место, где я привык пить.

— Не то время и не то место… — передразнил Вакнин. — Вот, пригласи йеке[86]на чашку кофе, и он тут же разведет тебе из этого целую философию.

— Сейчас я должен съездить на скважины вади Цин.

— Сдался тебе этот Цин! — рассердился он. — Ты мне нужен здесь.

Я уложил свои инструменты в чемоданчик, а сам чемоданчик привязал на его место, в ящике в кузове пикапа, чтобы он не сдвинулся ненароком. Мужчины нашей семьи должны опасаться любых вентилей, молотков и ключей, которые имеют обыкновение вылетать из кузова машина, когда она переворачивается. Одно дело, как говорила Рыжая Тетя, принимать удары судьбы и даже склонять перед ней голову, и совсем другое дело — оставить ей свет снаружи, распахнуть дверь и пригласить внутрь.

Вакнин повысил голос:

— Я тебя отлично знаю, месье Рафи Майер. Вади Цин и тамошние скважины интересуют тебя, как прошлогодний дождь, ты просто хочешь улизнуть на свою обычную прогулку.

В действительности правы были мы оба. У меня на самом деле была работа на скважинах вади Цин, и я собирался ее сделать, но одновременно я надеялся, что мне достанет времени подъехать потом к своему заветному озерку и глянуть, что там натворил дождь, — не забито ли и оно камнями, не потемнела ли та его прозрачность, что под, и то голубое око, что над, и удалось ли тому большому камню, что застрял посреди склона и ждет там, разгневанный, повиснув без опоры над пустотой, осуществить свое давнее желание и рухнуть наконец вниз?

— Вакнин, — сказал я ему. — У меня есть и еще работа, кроме того, чтобы сидеть здесь с тобой и смотреть, как ты командуешь бульдозером. Я слил для тебя воду из трубы до последней капли, как только йеке может слить, а теперь вы тут займитесь своим делом, а я займусь своим. А к вечеру я вернусь посмотреть, нужно ли вам от меня еще что-нибудь.

— А если тебя будут искать по связи, что сказать?