Чудовище - Марси Кейт Коннолли

В этот момент я понимаю, что значит слово ненависть. Я ненавижу эту девушку. Я ненавижу то, как Рен смотрел на нее. Я ненавижу то, как она смотрела на него. Я ненавижу то, что не могу перестать представлять себе, как он показывает ей все секреты Брайера, которые показал мне.

Но должна ли я спасать ее? Вот вопрос. Я могла бы сказать Рену, что спасла его новую девушку, и он был бы навеки в моем долгу. Она будет спасена от колдуна и его пыток и его яда. Она будет так далеко в красивом безопасном королевстве. Далеко от Рена.

Не могу отрицать, что соблазн силен. Но если я оставлю ее колдуну, она навсегда будет недоступна Рену. Этот соблазн еще сильней. Это сделает больно Рену. Если он действительно любит ее, у него разобьется сердце. Я не могу вынести мысль о Рене таким. Я не могу вынести мысль о нем испытывающем боль даже секунду. Он может не любить меня, но он навсегда занял место в моем сердце, нравится мне это или нет.

Не смотря на то, что он меня оставил, я не могу своими действиями причинить Рену боль.

Я должна спасти ее.

До того как я могу передумать, я забираю свою добычу и как можно быстрей покидаю тюрьму.

Последнее чего мне хотелось бы это натолкнуться на Рена с его новой девушкой в руках. За ничтожное время я оказываюсь у парапета и затем лечу домой с полным сердцем противоречивых эмоций – удовлетворение от осознания того что я поступила правильно и отчаяние от того что я полностью потеряла Рена.

ОТЕЦ ПРИКАЗАЛ МНЕ НЕ БЕСПОКОИТЬ ДЕВОЧЕК, НО сегодня я не обращаю на его слова внимания. Не тогда, когда та девушка, мой враг, сидит наверху в башне и рыдает. Я почти не спала всю ночь; каждый нерв в моем теле горит от любопытства и неприязни. Часть меня нуждается в том, чтобы узнать кто эта девочка, которая забрала Рена у меня так легко. Она красивей намного, но что еще есть в ней такого, что склонило его к ней? Я не думала, что он такой уязвимый к этим чарам. В основном, потому что я думала, что он очарован мной. Но я ошибалась.

Пока Отец дремит в своем кресле с Пиппой свернувшейся у него на коленках, я на цыпочках выхожу из дома и направляюсь в башню. Солнце согревает лоскутную кожу моих рук, и я провожу пальцем линии между ее частями. У этой девочки нет такой странной кожи. Поначалу мне казалось, что есть что-то милое в этом множестве оттенков, но я медленно начала ненавидеть их. Эти кусочки кожи отпугнут любого человека, такого как Рен. Хвост и крылья, которые оказываются такими полезными для меня для моей миссии, будут считаться отвратительными. Как такое возможно, что все те части меня, которые я так ценю, могут оказаться отвратительными для других.

Плач той девушки доносится через весь двор. Она, должно быть, стоит у окна. Скучает ли она по Брайеру? По своему дому? По Рену?

Мои когти неожиданно выскакивают по собственному желанию, и я сжимаю кулаки, чтобы убрать их обратно. Я скучаю по Рену. Мне важно скучает ли она.

Я взлетаю вверх по ступенькам, останавливаясь лишь около двери в комнату наверху. У меня все больше кружится голова. Я увижу, что это за девушка. Мой хвост завернут вокруг ноги, крылья плотно прижаты к спине, и плащ прочно закреплен. Я не должна ее сильно напугать.

Когда я открываю дверь, она с криком отскакивает от подоконника и хватается за спинку кровати побелевшими пальцами.

У меня пропадает голос. Что-то в ее сузившихся глазах лишает меня дара речи.

– Ты, – говорит она. – Кто…?

Звук захлопывающейся двери дома разносится по двору внизу. У меня мало времени.

– Откуда ты знаешь Рена? – требую я.

– Рен… – шепчет она. Она отступает назад, растерянность омрачает ее симпатичное личико. Сыпь прошла, но она до сих пор бледная от болезни которую наслал на нее. Колдун. Она не может быть младше меня больше чем на год или два. Разносится звук шагов вверх по лестнице. Отец идет. Как он узнал, что я пойду к ней?

Лицо девушки искажается.

– Ты была в моих снах. – Она содрогается. – Ты мой ночной кошмар! И твои глаза!

Я замираю, когда девушка со светлыми волосами, похитившая Рена начинает безудержно трястись. Мои глаза?

Но сейчас у меня мои человеческие голубые. Неужели эта девушка знала меня прежнюю?

Дверь резко открывается.

– Ким! Что ты делаешь?

Девушка отскакивает назад к стене. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в лицо очень рассерженному Отцу.

– Прости, я…

Он хватает меня за руку и выдергивает из комнаты.

– Что я говорил тебе по поводу разговоров с девочками?

– Не делать так, – жалобно говорю я. Его хватка причиняет мне боль.

– Правильно, а почему? – Его лицо такое же красное как мои розы, а дыхание затрудненное от того что мы быстро шагаем вниз по лестнице.

– Ты не хочешь, чтобы я привязывалась к ним.

Он прав, но он не знает, что мне не угрожает это по отношению к этой девушке. Эта девушка другая. Не думаю, что она мне сильно нравится. Я спасла ее ради Рена, и… она была не очень мила со мной. И что она имела в виду, называя меня ночным кошмаром?

– Не привязываться. Мы не можем держать их здесь слишком долго. Это очень опасно. Единственное место, где они в безопасности это Белладома.

Мы доходим до первого этажа, и он разворачивает меня лицом к себе.

– Мы не можем позволить, чтобы что-нибудь отвлекало тебя от твоей миссии, Кимера. Ты меня понимаешь?

Я не могу смотреть ему в глаза.

– Да, я понимаю.

И я понимаю, прекрасно. Я просто не могу не интересоваться. Особенно ей.

– Хорошо, больше так не делай. Я жду от тебя, что ты будешь регулярно давать им дозу снотворного, а пустая болтовня с ними тебе потом обернется болью.

Отец вздыхает и кладет мне мягкую руку на щеку.

– А ты знаешь, как сильно я не выношу, когда ты несчастна.

Прохлада разливается у меня внутри, ослабляя жгущий гнев в мое сердце. Почему я проникла туда, чтобы увидеть ее? Я ненавижу расстраивать Отца. Имея Рена и Бату, я уже сделала гораздо больше, чем он знает! Я должна исправляться. Ради Отца. Рен и та девушка ничто для меня. Отец и спасение Брайера от колдуна – все. А Бату, ну он мне тоже дорог. Я твердо намерена каким-то образом убедить дракона присоединиться к нашей цели. С драконом на нашей стороне, победа над колдуном точно будет быстрой.

Я глажу Отца по руке, когда мы пересекаем двор. Курицы громко кудахчут нам, несомненно, надеясь получить еще еды.

– Обещаю, я больше не разочарую тебя. Я буду ходить в башню только чтобы ужалить их и больше ничего.

Он вздыхает.

– Это хорошо, моя дорогая.

Когда я усаживаюсь у огня, чтобы почитать, я понимаю две странные вещи. Первая, это то, что мне не пришло в голову принести той девочке розы, хотя я делала это для всех других девочек, которых спасла. Может быть, часть меня не хотела делить с ней вообще ничего, даже цветы. И вторая, это то, что Отец был так зол на меня, что совершенно позабыл попросить меня ужалить ее, чтобы она снова уснула.