Анна Леопольдовна - Игорь Курукин

Сосредоточив в своих руках руководство армией (в качестве подполковника первого гвардейского Преображенского полка, президента Военной коллегии, командующего полками ландмилиции, директора Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, начальника Инженерного корпуса), Миних потребовал — и получил — форменный «патент» на звание первого министра, добился назначения в Военную коллегию вице-президента, а для себя — переводчиков, чтобы работать с иностранной корреспонденцией. Добился он и указа о «нетребовании» с него никаких отчетов по расходам на строительство Ладожского канала. Первый министр обзавелся штатом в 30 человек: адъютантов, денщиков, секретарей, канцеляристов и прочих служителей. Своих адъютантов Миних пожаловал новыми чинами; его родственники Менгдены и Манштейн получили за услуги земельные владения. Другую свою креатуру, полковника Андрея Фенина, первый министр приставил к Анне Леопольдовне в должности рекетмейстера[15]187. Саму принцессу он держал под неусыпным до неприличия контролем. «…Не только беспрерывно являлся к правительнице и ни на минуту не оставлял ее одну, но даже статс-дамам не позволялся вход в покой, где находилась правительница», — отмечал Шетарди.

К лицам, вызвавшим его неудовольствие, министр был беспощаден. В бумагах Бирона обнаружились давнишние доносы генерал-майора Ганса фон Икскуля, подозревавшего, что Миних при осаде Гданьска в 1733 году намеренно дал уйти из города несостоявшемуся польскому королю Станиславу Лещинскому. Узнав об этом, фельдмаршал немедленно принес формальную жалобу (с точным переводом оскорбительных для его чести писем) и распорядился об аресте доносчика и предании его военному суду, в состав которого сам подбирал судей. Икскуль доказать свои обвинения не смог и был признан виновным188.

Не получив желанного звания генералиссимуса, Миних надумал стать герцогом Украины; только уговоры сына заставили его отказаться от этого намерения. Рассказавший об этом эпизоде Манштейн (в принципе вполне лояльный по отношению к своему командиру) не скрывал того, что Миних просто не умел сдерживать своего желания властвовать. Он игнорировал принятые нормы письменного обращения к высшему по рангу Антону Ульриху и, несмотря на прямые приказания Анны Леопольдовны, не сообщал тому никаких важных дел, кроме формальных запросов по чинопроизводству. Например, он не выполнил приказ генералиссимуса о предоставлении тому ведомостей о состоянии армии189.

Фельдмаршал вторгся и в сферу Остермана, руководимую им уже 15 лет; его подпись появляется на бумагах Кабинета, отправляемых в Коллегию иностранных дел, — например, о замещении вакансий дипломатического персонала. В письме в Париж Антиоху Кантемиру Миних подчеркивал, что именно по его распоряжению русский посланник получил «подарок» в 20 тысяч рублей. Осыпанный почестями, обласканный вниманием коронованных особ, Миних быстро потерял чувство реальности. По сообщению Шетарди, фельдмаршал настолько бесцеремонно вел себя с правительницей, что та откровенно боялась своего «спасителя». Анна жаловалась саксонскому послу и своему старому поклоннику Динару, что Миних не исполняет ее собственных приказаний, «а вместо того делает распоряжения противные».

Уже в конце ноября 1740 года Шетарди отметил, что под Миниха подкапываются Остерман и генерал-фельдцейхмейстер принц Людвиг Гессен-Гомбургский. В январе 1741 года саксонский посол докладывал об объединенных усилиях всех «важнейших особ» придворного круга (Остермана, Головкина, Левенвольде) в борьбе с влиянием первого министра190. В феврале английский посланник уже счел возможным говорить о «заговоре» против Миниха во главе с его основным противником Остерманом. Саму же Анну, по-видимому, долго уговаривать не пришлось. «Хотя измена и мила, да изменник ненавистен», — привел Финч ее слова.

Сам же первый министр как будто ни о чем не подозревал и демонстрировал собственное величие. «У его высокографского сиятельства, г-на генерала фельдмаршала, первого министра и кавалера графа фон Миниха, в доме его сиятельства на Васильевском острову минувшего понедельника, то есть 16 числа, пребогатой трактамент был. Ее императорское высочество государыня великая княгиня и правительница всея Руси соизволила при сем случае высочайшим своим посещением его высокографское сиятельство генерала фельдмаршала по полудни почтить и до восьми часов вечера со всяким удовольствием в доме его сиятельства забавиться благоволила», — сообщали в феврале 1741 года «Санкт-Петербургские ведомости».

Растущая изоляция Миниха в правительстве привела к неожиданным для фельдмаршала последствиям. Не успел он получить патент на звание первого министра, как 28 января 1741 года вышел именной указ Кабинету, создававший новую конфигурацию верховной власти. Дела Кабинета впервые распределялись «по департаментам»: «первому министру» Миниху отводилось руководство лишь его же военным ведомством, да и по этим делам он должен был «рапортовать» Антону Ульриху; генерал-адмирал Остерман сохранял контроль над внешнеполитической сферой, а канцлеру Черкасскому и вице-канцлеру Головкину оставлялись «внутренние дела по Сенату и Синоду и о государственных по Камер-коллегии сборах и других доходах». Отныне уполномоченные главы «департаментов» имели право самостоятельно рассматривать относящиеся к их компетенции дела и предоставлять проекты решений по ним в «общее собрание» Кабинета за своей подписью. Этот же указ предполагал назначение «известных дней» для «общего рассуждения» министров191.

Урезавший полномочия первого министра указ, возможно, имел и более серьезную цель: кажется, впервые после «затейки» министров Верховного тайного совета и шляхетских проектов 1730 года в нем прозвучало стремление отойти от обычая, при котором «персоны управляют законом», к несколько более строгому порядку принятия важнейших решений. Прерогативы самодержца не подвергались умалению, но предполагались некоторое разделение полномочий министров и их индивидуальная ответственность за предлагаемые решения; намечалось также разграничение функций Кабинета и других учреждений: дела, «не касающиеся» и «ненадлежащие» до верховной власти, предписывалось «отрешить» и решать их в соответствующих ведомствах.

Можно предполагать, что инициатором принятия столь важного акта стал самый опытный из министров Андрей Иванович Остерман. Этот шаг, пожалуй, мог бы освободить министров от «ненадлежащих» дел, сосредоточить их силы и внимание на разработке действительно важных вопросов. Однако сделать это можно было только при условии постоянного руководства со стороны правительницы — или иного уполномоченного ею и авторитетного лица. Но у Анны Леопольдовны для такой роли не имелось опыта — да и была ли она в силах давать указания своему «спасителю»-фельдмаршалу или испытанному администратору Остерману? Требовавший первенства Миних своими амбициями восстановил против себя коллег, а Остерман готов был подавать Анне советы, но не брать на себя ответственность. «Тело» Кабинета — князь Алексей Михайлович Черкасский годился больше для представительства, а Михаил Гаврилович Головкин пользовался доверием принцессы, но в «команде» министров был младшим по возрасту и чину и претендовать на первую роль не мог.