Пленница дождя - Алина Знаменская

— Слышу.

— И что, тебе задницу лень поднять и поискать его?

— Не буду я искать его. Он взрослый парень.

— Как ты можешь? — поражалась Настя. — Вадим так ошибается в тебе! Как оторваться, так вместе, а как проблемы возникли, так не грузите меня, я ни при чем! Какой ты друг, если готов кинуть при первой возможности? И не называй себя ничьим другом! Ты не умеешь дружить!

Миша молча выслушал ее и ни разу не перебил. Вконец рассвирепевшая, Настя бросила трубку.

Следующим вечером у академии ее встретил Миша. Он был без машины. Стоял под светофором, где обычно они вдвоем ее встречали. Настя увидела Мишу, и внутри у нее все похолодело. И коленки подкосились. Миша подошел и молчит.

— Что с Вадимом?!

Настя изо всех сил старалась держать себя в руках.

— Да ничего… Я его не видел.

— Тогда зачем ты пришел?

Настя сдвинула губы так, что они превратились в узкую полоску. Она сама почувствовала эту узкую полоску на своем лице.

— Мама звала тебя в гости. Она давно тебя не видела.

Настя внимательно вгляделась в Мишино лицо. Ей во всем виделся подвох. Он выдержал ее взгляд — не смешался, не стал паясничать или оправдываться, — стоял и смотрел на нее. И в том, что Мишина мама, которая на самом деле хорошо относилась к Насте, позвала ее на чай, не было ровно ничего из ряда вон выходящего. И все же Настя снова готова была заплакать.

— Поехали прямо сейчас? — осторожно предложил Миша. Настя кивнула. Она не могла больше находиться одна.

В квартире Мишиной мамы, как обычно, толпилось полно народу. Какие-то дети гоняли по комнатам кота. Рядом с Мишиной бабушкой сидела незнакомая женщина, одетая в махровый халат Мишиной мамы. Мишина бабушка гадала ей на картах.

— Настенька. — Мишина мама, Татьяна Аркадьевна, одной рукой обняла Настю. Другая была занята корзинкой с печеньем. — Ты прекрасно выглядишь! Как твои занятия?

— Я, Татьяна Аркадьевна… У меня все в порядке.

«Она не спрашивает о Вадиме, — отметила Настя. — Все как сговорились обходить эту тему!»

— Настя учится на актерском, — представила хозяйка новую гостью. Дети, девочка и мальчик — дошкольники, на секунду оторвались от кота, взглянули на будущую актрису. Едва Настя пробормотала слова приветствия, дети потеряли к ней интерес и угнали кота на кухню. Гостья Татьяны Аркадьевны оторвалась от карт.

— Валерия, — протянула руку. Настя пожала ее. Было видно, что Валерии не хочется отрываться от гадания. Она сейчас полностью поглощена тем, что говорит ей Дарья Ивановна, Мишина бабушка.

— Миша, ставь стол, будем ужинать, — распорядилась Татьяна Аркадьевна и увлекла Настю на кухню.

— Валерия — моя подруга, — быстро и доверительно объяснила Татьяна Аркадьевна. — У нее такая неприятность! Мало того что муж всегда изменял, так теперь он привел свою любовницу к ним в квартиру и сказал, что им негде жить. Подал на развод и предлагает жить пока вместе, как в коммунальной квартире.

— Что же она теперь будет делать?

— У нее голова кругом. Пока поживет у нас, куда же ей деваться с детьми.

Настя только головой покачала.

— Ты уж, Настенька, постарайся ее отвлечь за столом, на грустные темы не наводи.

— Нет, что вы…

— А то она, бедняжка, не ест, не спит. Переживает.

— Как же вы теперь тут будете размещаться? — засомневалась Настя, с трудом представляя себе картину их совместного житья.

— Ну а что делать?

За столом речь шла о чем угодно, только не о личных отношениях между мужчинами и женщинами. Впрочем, то, что Татьяна Аркадьевна легка в общении, Настя поняла давно. Мишина мама — дама демократичная. В отличие от Настиных родителей. С ней легко. И все же сегодня Насте было тяжело. Она ощутила всю тяжесть, едва переступила порог Мишиного дома. Пока возвращались в трамвае, она держалась. Миша шутил, она смеялась. Она и сама пыталась шутить, ведь она актриса. Только возле самого общежития, когда Миша уже сказал «Пока!», Настя вдруг дотронулась пальцем до его плеча и тихо, почти шепотом попросила:

— Миша, передай Вадиму: если он меня бросил, пусть скажет. Я так больше не могу…

Саша с ногами утопала в глубоком синем кресле и ела виноград. Элла Юрьевна сидела по другую сторону прозрачного низкого столика. Она рассматривала листок с Сашиным психологическим тестом. По лицу ее, никогда не теряющему выражения некоторой усталости, бродила улыбка. Саша с интересом ожидала выводов.

— Вы, Сашенька, судя по всему, натура страстная и целеустремленная, — неторопливо начала Элла Юрьевна. Саша затаила дыхание. — Но самооценка у вас немного занижена.

— Как это?

— Цены вы себе не знаете, — улыбнулась Каштанова. — Вас нельзя назвать душой нараспашку, вы скорее скрытны, чем общительны. А также у вас, возможно, иногда случаются проявления агрессии, которую вы направляете внутрь себя. Это вторичная агрессия.

— Что?

— Своеобразная защита от внешнего мира.

— И это все вы увидели в тех кружочках и фигурках, которые я нарисовала по вашей просьбе?

— Ну да. Это психология. Целая наука.

— Вот это да… — Саша покачала головой.

— Что, я попала в точку? — Элла Юрьевна отложила листок в сторону. — Откуда же агрессия, Саша? Вас обижали родители?

— Я росла с бабушкой.

Элла Юрьевна располагала к себе. За месяц знакомства Саша привязалась к этой женщине и поэтому на последний вопрос ответила немного подробнее, чем собиралась. Она поведала о своей матери, которую, в сущности, совсем не знала и всегда мечтала узнать. О строгой бабушке, рядом с которой невольно привыкла быть скрытной. Она чуть не сказала, что всегда хотела иметь такую приятельницу, как Элла Юрьевна. Не сказала. Ведь это то же самое, что иметь мать. Элла Юрьевна сама как-то обмолвилась о принципе замещения: нет матери — хочешь иметь взрослую подругу. Но, словно отвечая на Сашины скрытые мысли, Элла Юрьевна призналась:

— Вы знаете, Саша, последнее время я чувствовала себя такой одинокой… И что самое плохое — меня даже перестало тяготить одиночество. Я привыкла к нему. Практически перестала выходить из дома. Я даже подумала, что так теперь будет всегда. И уж никак не предполагала, что захочу вернуться к занятиям психологией.

— Что же случилось? — спросила Саша, интуитивно угадывая ответ.

— В моей жизни появились вы, Саша. Как это ни банально звучит, но — как луч света в темном царстве. Этот дом ожил. В нем звучит ваш смех.

— Я рада, что развеяла вашу печаль.