Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

– Хорошо. Три тысячи рублей за все дело вас устраивает?

Вадим чуть не поперхнулся. Больше чем на тысячу он не рассчитывал ну никак.

– И да, и нет. Если процесс продлится не больше двух месяцев, то устраивает. Если больше, то я бы хотел получать по тысяче за каждый следующий месяц.

– А вы не слишком быстро согласились? – подковырнула Мила.

– Не думаю. Объясню честно. Первое: это дело стоит больших денег. Но не скрою, я заинтересован провести громкий процесс. Второе, и это главное, у вас – большое горе. Я не могу позволить себе наживаться на чужом несчастье, – наконец поймав нужную уверенность в голосе, медленно ответил Осипов.

Мила несколько секунд смотрела на Вадима, потом кивнула и произнесла:

– Хорошо. Вопрос решен. Принимается, – и совсем другим тоном, даже, казалось, жалобно добавила: – Только я вас очень прошу, пожалуйста, постарайтесь Сереже помочь.

Такого поворота Вадим не ожидал. В клиентке было что-то человеческое.

Прошла неделя. Еще одна. Коллеги по консультации отпоздравлялись, кто искренне (меньшинство), кто с завистью, а кто и вообще сквозь зубы, с добавлением «и зачем тебе это надо».

Эйфория от полученных полутора тысяч аванса прошла.

Вадим кропотливо изучал дело. Страница за страницей, т0м за томом. А томов было двадцать семь. Из них половина – документы: товарно-транспортные накладные, акты на списание, бухгалтерская отчетность, акты сверки расчетов, опять накладные. И все по второму кругу. Потом по третьему, четвертому, пятому… Можно сойти с ума. Отличались только номера страниц, даты документов, количество килограммов и суммы. Все это надо было переварить, понять и найти, где следователь ошибся. Где его можно подловить.

Все оказалось много сложнее, чем рассчитывал Вадим.

Мирскому инкриминировалось хищение 98 тысяч рублей. И если 75 он признавал, сам на себя заявил, то оставшиеся 23 отрицал категорически. Их ему насчитали по результату ревизии, проведенной сразу после прихода Мирского в ОБХСС с повинной. Сергей же говорил, что работал исключительно честно, незаконных списаний товаров ни по «усушке-утруске», ни по «естественке» не делал и что ревизоры и бухгалтеры-эксперты, привлеченные следователем, во всем ошибаются.

Ангел, черт его побери!

Впрочем, Вадим понимал, что Сергей вел себя правильно. Это обвинение признавать было нельзя. Одно дело, когда взял государственные деньги на время, пусть и незаконно, но рассчитывал их вернуть, пусть и после криминальной операции с поддельными талонами, а потом сам пришел с повинной. И совсем другое, когда похитил жульническим путем, положил в карман и еще все отрицает.

Двадцать три тысячи сами по себе тянули на расстрел. С этим обвинением придется бороться по полной программе.

Вот Вадим и корпел.

Вадим приходил домой злющий-презлющий. Еще ни разу с ним такого не случалось – он ничего не мог придумать. Включай голову, не включай голову – все едино.

К экспертизам не придерешься. Расчеты сумм, уведенных Сергеем из кассы, выполнены безупречно. Что было говорить в суде по поводу этих проклятых 23 «косых», оставалось совершенно неясным. С деньгами, потраченными на талоны, ситуация проще. Помимо явки с повинной, здесь можно no-Рассуждать о том, что «черт попутал», нашло затмение, человек – слаб, и отпущение однократных грехов испокон веку было свойственно любой власти, и светской, и церковной. Достаточно вспомнить, что еще в «Русской правде», в «Законах Хаммурапи», в «Законах Двенадцати таблиц» и так далее и тому подобное…

Но все это работало, когда больше за человеком ничего не было. А тут 23 тысячи примитивного, традиционного, будто по «учебнику молодого расхитителя социалистической собственности», тупого воровства.

Каждый вечер Вадим ложился спать с надеждой, что во сне, как это многократно бывало, в отдыхающем мозгу родится что-то само… И каждое утро просыпался разочарованным. «Нет, не Менделеев», – не в первый раз признавался Вадим, чистя зубы.

Лена уже жалела, что втянула Вадима в дело Мирского. Деньги деньгами, но без них можно и обойтись, а Вадим мучился, переживал, огрызался, когда она его спрашивала: «Как дела?» – и, что ее настораживало больше всего, почти потерял к ней мужской интерес. Это не компенсируешь никакими деньгами.

Составив полное досье по делу, Вадим поехал к отцу. Все-таки тот много лет проработал юрисконсультом в торговле. Вдруг что-то предложит.

Просидели вместе два вечера. Вадим вернулся мрачнее прежнего. Ничего! Михаил Леонидович признал свое полное фиаско и предрек сыну аналогичное.

Нина Петровна Косыгина не понимала, что адвокат так долго изучает в деле Мирского. Обычно его коллеги не столько читали дела, сколько брали у нее разрешения на свидания с подзащитными в следственном изоляторе и общались, общались, общались… Все прекрасно понимали, что на самом деле основная задача адвоката сводилась к передаче записочек от родственников и обратно и снабжению заключенных домашней снедью. Если «сиделец» вел себя прилично, администрация СИЗО смотрела на такие нарушения сквозь пальцы. А Осипов за три недели брал разрешение на свидание только два раза.

Когда сегодня утром адвокат опять пришел за несколькими томами дела для чтения, она даже съязвила:

– Что ж вы так, товарищ адвокат, своего подзащитного вниманием не балуете? Совсем его не навещаете.

А Осипов резко ответил:

– Я – адвокат, а не письмоносец и не официант!

Еще было бы понятно, скажи он такое жене, матери подзащитного, но ставить на место ее, судью, было, по меньшей мере, глупо. «Просто, наверное, ездить в тюрьму и сидеть там часами в очереди ему лень, а отрабатывать гонорар, ведь не по 49-й работает, надо. Вот он для родственников и старается, изображает прилежность и рвение», – заключила про себя Косыгина.

Вечером, придя домой, она спросила мужа:

– Лева, а ты такого Осипова из пятой консультации не знаешь?

– Нет, а что?

– Да он у меня по делу Мирского, директора универсама. Странный какой-то. В тюрьму не ездит, читает том за томом, и, что особенно удивительно, дольше всего те тома, что с документами «первички». А там-то чего копать? Не пойму, что это он надумал?

– Не бери в голову! Если молодой и зеленый, то для него «первичка» – китайская грамота. Он же на юрфаке ни накладных, ни балансов в глаза не видел. Так, расширяет кругозор. Но я выясню в Президиуме.

Через пару дней муж-адвокат отчитался перед женой-судьей о результатах проделанной работы.

– Наглый, грамотный, чрезвычайно самоуверенный, однако с мозгами. Стариков не уважает, но перед «Золотой пятеркой» заискивает. Говорят, с фантазией, иногда придумывает и впрямь интересные трюки. Невероятно амбициозен. Подобных дел – даже близко не было. Никогда «хозяйственников» не вел. Беден, очень хочет заработать. Не самые лучшие характеристики для молодого человека. Но, по-моему, сюрпризов особых тебе ждать не следует. Отмолчится в процессе, а в прениях будет бить на жалость. Думаю, сверхзадача – понравиться родственникам.