Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

— Мы?! — визжит Фильда. — Мы?! Боже мой… Всем известно, что ваш муж пьяница, а девочка вдруг почему-то перестала говорить! Как вы думаете, почему она замолчала? Почему Калли не говорит? Если совершенно здоровый ребенок отказывается говорить, значит, в семье неладно!

— Убирайтесь, — тихо говорю я. — Вон отсюда!

Между нами встает агент Фитцджералд:

— Сейчас нам нужно быть заодно. У вас нет поводов обвинять друг друга. Никаких поводов. Пожалуйста, позвольте нам заниматься нашей работой.

— Извините. — Я поворачиваюсь к Фильде и после минутного замешательства нехотя говорю: — Я знаю, что вы ни за что не обидели бы девочек. Просто я… встревожена.

— И вы меня извините, — отвечает Фильда. — И я знаю, что Бен ни за что не обидел бы девочек. Мне очень жаль. До скорого! — Фильда хлопает меня по плечу, и они уходят.

Фильда не выразила уверенности в том, что и Гриф ни за что не обидел бы девочек.

Гриф не всегда был таким, как сейчас. Во всяком случае, вначале. Пил он, правда, всегда, даже когда мы с ним только начали встречаться. Тогда я думала, что все дело в его возрасте, что он перебесится. Мне нравилось всюду появляться с ним. Приятно, когда парень постарше вдруг проявляет интерес к семнадцатилетней девчонке. Тогда Гриф заботился обо мне и был ласковым и нежным.

В то время я чувствовала себя очень одинокой. Мама умерла, братья уехали, отец целыми днями молча слонялся по дому. Он скучал по матери и братьям. Я училась в выпускном классе и подрабатывала в магазинчике при автозаправке. Как-то зимой туда заглянул Гриф. Он улыбнулся мне, подошел к холодильнику с пивом, вынул упаковку из шести бутылок, прихватил пакет чипсов и пачку шоколадного печенья.

— Классный ужин, да? — спросил он, выкладывая свои покупки на прилавок.

— Во всяком случае, питательный, — заметила я, пробивая чек. — Раз ты берешь пиво, покажи удостоверение личности.

— А что? Неужели я не выгляжу на двадцать два года? — спросил Гриф, ухмыляясь.

— Я этого не сказала. Просто мне нужно всех проверять, даже если они выглядят на восемьдесят. — Я улыбнулась ему в ответ.

— Значит, по-твоему, я выгляжу на восемьдесят?

— Если будешь питаться только пивом, чипсами и шоколадным печеньем, скоро будешь, — ответила я, стараясь не рассмеяться. Господи, какая же я была дура!

— А тебе сколько? Небось двенадцать? — парировал Гриф.

— Очень смешно! Нет. Мне почти восемнадцать. — Я расправила плечи, стараясь казаться выше и старше.

— Ничего себе! А мне показалось, что тебе… — он посмотрел на меня в упор, — лет тринадцать. Ну, может, четырнадцать в хороший день.

— Ха-ха! — Я старалась оставаться невозмутимой, но почувствовала, как краснею. Я надеялась, что не очень вспотела от волнения.

— Кстати, меня зовут Гриф Кларк, — сказал он, извлекая из бумажника водительское удостоверение и выкладывая его передо мной.

— А меня — Антония Страденски. — Я представилась полным именем, надеясь, что хоть так буду казаться старше.

Гриф покосился на значок с именем, приколотый к нагрудному карману моего халата.

— Тогда кто такая Тони? — поинтересовался он. — Куда ты ее дела?

— Я и есть Тони, — поспешно объяснила я. — Неужели непонятно? Тони — уменьшительное от Антонии. — С обиженным видом я положила сдачу в его протянутую ладонь.

— Ну пока, Антония! — Гриф наградил меня ослепительной улыбкой. — Перед тем как пойдешь домой, выпусти эту несчастную Тони из холодильника.

— Ладно, — сказала я. — Обязательно выпущу.

После того дня Гриф зачастил в наш магазинчик.

Он всегда заходил в мои смены. Если его долго не бывало, я начинала волноваться. Вдруг я ему совсем не нравлюсь? Когда я видела у двери его рыжую шевелюру, которая горела, как маяк, в животе у меня все сжималось и до конца вечера я то и дело улыбалась.

В апреле он наконец пригласил меня на свидание — если, конечно, это можно назвать свиданием. Отработав смену, я, как всегда, запирала магазин. Стояла чудесная весенняя ночь, Гриф ждал меня на маленькой стоянке.

— Молодая девушка вроде тебя не должна работать здесь одна так поздно ночью. Это небезопасно.

— Хорошо, что ты подвернулся, — ответила я.

— Хорошо. Прокатиться хочешь?

Я согласилась не сразу:

— Наверное, не стоит. Меня папа ждет. — Я сказала неправду. После того как умерла мама, отцу все стало безразлично.

— Тогда, может, просто прогуляемся?

Наша прогулка затянулась часа на два. Мы раза три обошли все улочки нашего маленького городка и в конце концов забрели в колледж Святого Килиана и очутились среди старых зданий в готическом стиле.

— Чем ты занимаешься? — спросила я.

— Много чем, — ответил Гриф. — Ем, сплю, гуляю…

— Я имею в виду — где ты работаешь?

— Сейчас я работаю в Линндейле, на дядиной ферме. Но хочу устроиться на Аляску, на нефтепровод.

— Вот как… — Сердце у меня екнуло. — Значит, уезжаешь.

— Да, наверное. Раньше мне не хотелось здесь остаться…

— Раньше? А теперь?

— А теперь вот познакомился с одной маленькой девчонкой…

— Я не маленькая.

— Правда? Докажи.

И я доказала. Прямо там, за крытым спортивным манежем.

Потом Гриф долго молчал, я чувствовала, что его раздирает ярость.

— В чем дело? — спросила я. — Что не так?

— Кто он?

— Что? Кто? — Я пришла в замешательство.

— С кем ты встречалась до меня? — Слово «встречалась» он выговорил как ругательство.

— Ни с кем. То есть встречалась кое с кем, но это пустяки.

Он схватил меня за волосы и сильно сжал, но не дернул. Мне не было больно.

— Держись от него подальше. И больше с ним не гуляй.

— Не буду. То есть… мы все равно больше не разговариваем.

— Вот и хорошо. — Он как будто успокоился и даже улыбнулся.

Гриф проводил меня до моей машины, поцеловал на прощание, и мы расстались.

Потом мы начали встречаться каждый день, а на следующую осень поженились.

Я не жалею, что стала его женой. В конце концов, у меня двое замечательных детишек. И все-таки часто задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не вышла за Грифа. Вышла бы я за другого — за Луиса, например? Жила бы по-прежнему в Уиллоу-Крик или переехала бы к океану, в дом желтого цвета? Нет, не желаю того, чего у меня нет.

Более грустной женщины, чем Мэри-Эллен Макинтайр, я еще не встречал. Лицо ее изрезано глубокими морщинами; мне трудно смотреть в ее запавшие, усталые глаза. Горе навсегда въелось в нее. Я принимаю ее в своих маленьких владениях. Жаль, что со мной сейчас нет Фитцджералда… Я усаживаю миссис Макинтайр на стул.