Джентльмен в Москве - Амор Тоулз

– А что это за мед? – тихо спросил граф, словно размышляя вслух.

– Сиреневый, – ответил мужчина и, не оборачиваясь, ткнул большим пальцем в сторону Александровского сада.

«Ну, конечно, – подумал граф. – Все правильно! Как же я сам не догадался?»

В Александровском саду было много сирени, которая как раз цвела в июне. Граф знал все уголки Александровского сада, возможно, лучше, чем любой другой житель столицы. Раньше в эти июньские дни он проводил много времени на скамейках Александровского сада.

– Как здорово! – воскликнул граф.

– Пока цветет сирень, пчелы собирают нектар в Александровском саду, а вот уже через неделю-другую переместятся в район Садового кольца, когда там зацветут вишни.

– Садового кольца! Интересно, как далеко может улететь пчела в поисках меда? – спросил граф.

– Говорят, что пчела может перелететь через океан, чтобы добраться до цветка, – ответил мужчина. – Но лично сам я таких пчел никогда не видел.

Граф покачал головой и протянул чашку, чтобы ему подлили кофе.

– Когда я был ребенком, то много времени проводил под Нижним Новгородом, – вспомнил он уже во второй раз за этот день или, скорее, ночь.

– Где лепестки яблонь падают на землю, как снег, – подхватил мужчина с улыбкой. – Я сам в тех местах вырос. Мой отец работал садовником в имении Черниковых.

– Я прекрасно знаю это имение! – воскликнул граф. – Чудесные места…

Вставало солнце, затухал огонь в жаровне, пчелы поднялись в воздух и кружили у них над головой, а они сидели и вспоминали детство: как гремели колеса повозок, как стрекозы садились на осоку у ручья, а вокруг, насколько видит глаз, цвели и божественно пахли яблони.

В тот момент, когда граф услышал, как за ним захлопнулась дверь номера 208, Анна Урбанова засыпала, но в ту ночь ей плохо спалось.

Она отправила графа восвояси, с блаженным вздохом перевернулась на бок и сквозь полуопущенные ресницы наблюдала за тем, как он одевался и задергивал шторы. Потом она увидела, что перед тем как выйти из комнаты, он поднял с пола и повесил ее блузку на вешалку.

Той ночью образ графа, поднимающего ее блузку, беспокоил сон актрисы. На следующий день в поезде до Петербурга она уже наяву вспоминала эту сцену и не могла выбросить из головы. К моменту, когда она добралась до своей петербургской квартиры, мысль о графе, поднимавшем блузку, стала навязчивой. На протяжении нескольких недель, каждый раз, когда у нее был перерыв между съемками, она вспоминала графа и очень злилась на себя, что никак не может выбросить эти мысли из головы.

«Да что же это за напасть! – думала она. – Кто он такой, этот граф Ростов?! Что он о себе возомнил! Он всего лишь человек, который свистит собакам и пододвигает мне стул! Как он смеет поднимать мою блузку без разрешения?! Если я бросила на пол блузку, значит, мне так нравится! Это моя одежда, и я могу делать с ней все, что пожелаю!»

Примерно так это она объясняла сама себе.

Однажды вечером, возвращаясь с какой-то вечеринки, она в очередной раз вспомнила графа, разозлилась, сняла с себя красное шелковое платье, бросила на пол и приказала служанке его не поднимать. Потом на протяжении нескольких дней она продолжала сбрасывать на пол свои наряды. Бросала тут, в ванной, и там, возле мусорной корзины, там, где ей хотелось.

Через две недели ее будуар стал напоминать аравийский шатер, застланный тканями разных цветов.

Ольга, 60-летняя грузинка, которая открыла графу дверь номера 208, работала личной портнихой у актрисы с 1920 года. Сначала она не обращала внимания на поведение своей работодательницы, потому что давно привыкла к капризам. Но когда Анна бросила на пол синее платье с вырезом на спине поверх другого шелкового платья, Ольга не выдержала:

– Мадам, перестаньте вести себя как ребенок. Если вы будете продолжать бросать вещи на пол, мне придется вас отшлепать.

Лицо Урбановой стало свекольного цвета.

– Ты хочешь, чтобы я не разбрасывала мою одежду?! – закричала она. – Ты хочешь, чтобы я ее собрала? Хорошо, я ее соберу!

Она собрала с пола в охапку двадцать платьев, открыла окно и выбросила их на улицу. Потом она высунулась в окно и посмотрела, как легкие платья, словно цветочные лепестки, падают на землю. Выходка актрисы не произвела на домработницу большого впечатления. Та лишь заметила, что все соседи посмеются над вздорным поведением звезды, и вышла из комнаты.

Анна легла на кровать, но продолжала кипятиться, как чайник, который забыли выключить.

– Да наплевать мне на то, что подумают соседи! Наплевать мне на то, что обо мне думают не только соседи, но и вообще все жители Петербурга и всей России!

Но, проворочавшись без сна до двух часов ночи, Анна Урбанова встала, оделась, спустилась вниз, на улицу, и собрала свою одежду.

В фольклоре разных народов есть сказки о том, как человек становится невидимым. Стать невидимым можно было при помощи талисмана, эликсира или богов. Герой становился невидимкой и, пока чары действовали, продолжал быть невидимым для окружающих.

Любой девятилетний ребенок быстро перечислит преимущества, которые можно получить, став невидимым. Можно пройти незамеченным мимо дракона, подслушать важную информацию, похитить сокровище, взять пирог со стола, сбить фуражку городового или поджечь стул учительницы. В общем, умение становиться невидимым может оказаться очень полезным.

Однако мало кто задумывается о том, что героя могут сделать невидимым в качестве проклятия. Герой жил не тужил, дышал полной грудью, всегда был в центре внимания, смело шел в бой, сидел в Большом на двенадцатом ряду, откуда открывался прекрасный вид на дам в ложах, но вот, совершенно неожиданно, он становится невидимым, как для друзей, так и для врагов. Граф был уверен, что именно это с ним и произошло после вечера, проведенного в обществе Анны Урбановой в 1923 году.

Ему казалось, что соблазнительница околдовала его и сделала невидимым не сразу, а постепенно, так, что результаты ее колдовства проявлялись постепенно в течение года.

На протяжении нескольких месяцев после той летней ночи граф все чаще ловил себя на мысли, что он становится невидимым на несколько минут или часов в течение дня. Например, он мог сидеть за столиком в ресторане «Пьяцца» и наблюдать, как к нему приближается пара или группа гостей, совершенно очевидно намеревающихся сесть за его столик. Или он мог стоять у стойки регистрации отеля, и в него врезался какой-нибудь гость, который не увидел графа на своем пути. Зимой многие из знакомых, которые ранее замечали и приветствовали его на расстоянии нескольких метров, переставали его видеть до тех пор, пока граф не подходил к ним вплотную. В следующем, 1924 году даже ближайшие друзья стали замечать его только тогда, когда он стоял перед ними нос к носу около минуты.