Пастыри чудовищ. Книга 2 - Елена Владимировна Кисель

И мы оба знаем — что если бы была возможность не посылать тебя…

Устранитель чуть-чуть улыбается — почти сочувственно. На её глазах переходя в иную сущность: из коллекционера бабочек, исследователя и наблюдателя — в Провожатого.

Это видно по едва изменившейся манере стоять. Чуть-чуть заострившимся чертам лица. И особому, тускло-стальному, ничего не выражающему взгляду.

Смерть в белом плаще улыбается Гриз ещё секунду, будто говоря — «Гляди, что будет!» Потом разворачивается и растворяется в клочках белесого тумана на дороге, в лунном свете и осенней ночи. Будто забыв про Уну, которая тут же семенит вслед, тихонько вздыхая — Нэйш прекрасно знает, как её ранит, когда он смотрит сквозь неё, как на пустое место… поэтому так и поступает.

Гриз давит глупое желание пойти за ними. Накостылять Нэйшу кнутом, самой уйти на вызов в земли Крайтоса, принадлежащие Драккантам. Поболтать с Фрезой в «поплавке», разобраться с делами питомника. Гриз возвращается через двор, полный настороженных зверей, к костистому замку, укутанному в грязно-серую шаль. Вступает внутрь, уже привычно кивнув наёмникам у входа. И бредёт, не зажигая фонарь, к портретной галерее, которая властвует над замком.

Один вход, один выход — и длинное пространство, заполненное портретами Линешентов. Эпохи и платья — наперечёт. Гордо красуются геральдионы на руках у… скольких там поколений? Почти две дюжины портретов с одной и с другой стороны, а дальше — поздние, без геральдионов, и совсем уже потемневшие… И посреди портретов — дверь. В глубокой нише. Незапертая — Гриз чуть приоткрывает её и видит ступеньки.

— Исследуете замок по ночам, милочка?

Среднего сына Линешентов зовут Этрианом. Ему лет сорок — и на лице у него отчаянная попытка выглядеть на свой возраст. Пудра и грим, помада в волосах и обведённые, чтобы казаться более полными, губы. Дорогая булавка торчит в сюртуке — напоказ.

— Простите. Рассматривала вот портреты. Я не знаток живописи, но они просто… завораживают.

Завораживают — своей непонятностью. Что-то, что не желает оформляться в образы и слова и только настойчиво царапает там, изнутри…

— А там, внизу — продолжение галереи?

— Вы, видно, совсем не знаете, как устроены родовые гнёзда, — на лице у Этриана Линешента — радушная светская улыбочка. Глаза с ней не вяжутся, как и со всем остальным.

Опасные глаза игрока.

— Там внизу — Церемониальный зал. Обрядовый, их всегда делают под дворцами. Чтобы, знаете ли, они были словно фундаментами. Хотите взглянуть? В подвал вход открыт, а сам зал может открыть только Линешент.

В буровато-карих глазах, как в трясине прячется — опасность. И часовые во внутренней крепости привычно бьют тревогу — когда Гриз вежливо качает головой.

— Простите, это было бы уже вторжением в дела Рода. Я и так позволила себе лишнее. Я здесь не гостья — меня наняли для дела.

— Ах да, действительно, бедолага Орэйг. Реликвия нашего рода, во всех поколениях, — и широким жестом обводит картинную галерею. — Но знаете, мне нетрудно проявить особенное гостеприимство… особенно если гостья такая очаровательная.

Он уже подошёл слишком близко для обычного разговора — заслонил галерею своим лицом. Слишком многозубой улыбкой.

— Вам интересны тайны моего рода? Я многое могу о них рассказать. Можем спуститься в Обрядовый зал, милочка. Или пойти к вам в комнату. Или мы можем даже… здесь…

Он тянет её на себя уже решительно, пытается дотянуться губами до шеи, рывком обвивает за талию. И забивает дыхание духами — что-то яркое, цитрусовое, молодое. Дикое здесь, среди болот и туманов.

— Господин Линешент, а вам не кажется, что это как-то недостойно аристократа?

— Ну, вам же платят за услуги — так и оказывайте услуги, — мурлычет Этриан, не теряя гостеприимной, располагающей улыбки. — Я же один из ваших нанимателей, а? Так что в ваших интересах — чтобы я был удовлетворён. А я пока что совсем не удовлетворен тем, как вы тут шастаете… так что будьте попокладистее.

Гриз уворачивается от мокрого поцелуя в шею. Морщится брезгливо, отводит в сторону руку Линешента, которая тянется к груди.

— Что, если нет?

— Не будь же дурочкой, — бормочет Линешент, прижимая её к стене и к одному из портретов — рама больно впечатывается в поясницу. — Ты в моём замке, я — аристократ первого круга, а ты просто грязь, девка-варг из питомника, еще и из Вейгорда, да тебе порадоваться надо, что я…

— Пытаетесь влезть ко мне под юбку? — предполагает Гриз, когда Линешент слегка тонет в её голубом подоле. Аристократ тяжело дышит, замечает, что она больше не сопротивляется, и выдаёт с удовольствием:

— Ну вот, так-то луч… — и тут же: — Это что, штаны?!

Пока средний из наследников Рода Линешент стоит, слегка выпучив глаза, его рука продолжает путешествие вверх. По штанине, то есть от колена по бедру.

Три секунды, невнятный хрип, а потом Этриан шарахается подальше, хватаясь за занемевшую руку.

Гриз чуть наклоняется и интересуется вполне в традициях Лайла Гроски:

— Ой, не обожглись? Подхватила какую-то заразу от мантикоры, знаете ли. Теперь вот по ночам такая дрянь отрастает. Это хорошо, что вы дальше не полезли, господин Линешент, а то бы еще годик лечились.

Не говорить же ему, что кнут из кожи скортокса приходится таскать на поясе, под подолом. С сумочкой ходить неудобно.

— Мразь… варжеская, — шипит аристократ, держась за кисть. — Завтра же вас отсюда, так и знайте…

— Поставите здоровье фамильной драгоценности против вашей руки? — Линешент отступает на шаг. — А как вы объясните, почему с нами надо расторгнуть договор — вот так прямо и расскажете — где получили… кхм… ранение? Да не беспокойтесь, пройдет скоро. Но могут быть последствия для потенции, так что… знаете, вы бы охладилки попили где-то месяцок. В ней как раз нужные компоненты.

Этр выскальзывает из галереи, держа руку наперевес и шипя под нос проклятия варгам, Гриз, мамаше и почему-то — младшему брату. Гриз остаётся отряхиваться от липкой пудры и приставучего цитрусового одеколона.

Линешенты с портретов взирают с величественным отвращением. Сверху вниз. Ты грязь, говорят их взгляды. Девчонка-варг, которая вздумала, что можешь путаться в наших делах. Взгляни — наша история проросла в Кайетту корнями. Мы — это Кайетта. И у каждого из нас на руках фамильная драгоценность.

Белые, пушистые геральдионы — на двадцати с лишним портретах. Гриз стоит, вглядываясь — а они смотрят на неё. С розовыми носиками, фиолетовыми глазками, аккуратными мордочками. В драгоценных ошейниках, с ленточками, на плечах у хозяев, на руках у хозяев, на подушечке рядом, лежа, сидя, стоя, вытянувшись во