Миг столкновения - Эмери Лорд

Виви склоняется ко мне, подставляет губы.

– Джонас. Давай помиримся.

Обнимаю и целую ее, не раскрывая рта. Потому что все еще злюсь. И потому что мы с Виви как шуруп и гайка – совпадаем. А если совпасть сразу не выходит – тем больше получается искр.

Будь это кино, вот сейчас бы саунд-трек зазвучал. Но это не кино, в спальне поразительно тихо. Зато страх быть застуканными добавляет децибел каждому звуку – нереально громкий контакт губ и кожи, падение одежды на пол. Учащенное дыхание; гул в голове: да, это происходит; это происходит. И вопрос, неожиданный для себя самого: «Ты точно – всё?» В ответ получаешь сдавленное хихиканье и вот это вот: «Да. Боже, какой ты классный. Ох, сейчас умру». Стараешься не зацикливаться на мысли: для нее это запросто; дело житейское. Внушаешь себе: «И для меня тоже, для меня тоже». Но это не так. Твои чувства заполняют комнату, словно жадное пламя. Твои чувства к ней, того гляди, выдавят оконное стекло.

* * *

Утром Виви исчезает до моего пробуждения. С ее стороны постели простыни сбиты, на полу валяется черный маркер. Наверно, я сбросил его, когда шарил в поисках презерватива. Лишь одевшись, замечаю на деревянном изголовье кровати, возле самого матраса, крохотные черные буковки: «Здесь была Виви».

Словно такое забудешь.

Виви

После пляжного костра прошло две недели. Все это время я использую только четыре краски – густо-синюю, золотую, темно-бордовую и тускло-розовую (оттенок, характерный для пуантов). Играю на контрасте – страстная драматичность и холодный металл. Распорола старое платье, черное в тонюсенькую золотую полоску; сшила топик до пупа и шорты с высокой талией; смотрится супер. Мама разрешила оставить «Веспу» при условии, что я буду ездить только в шлеме и постепенно выплачу ей всю стоимость скутера; ну, я ведь работаю все-таки. Кстати, о работе: я собрала в студии черепки и сложила из них мозаику – специально для Уитни. Младших Дэниэлсов, с помощью видеоуроков и личного обаяния, выучила свингу. Мы устроили пикник прямо во дворе, напекли печенья в форме солнышек, пальмочек и мячиков, возвели песочный замок.

Джонаса я целую по четыре тыщи раз на дню, пользуюсь каждой секундой, когда его родные не смотрят. Цапаемся с ним по любому поводу. Ни в чем у нас нет согласия; абсолютно ни в чем. Взять медуз; по-моему, они прекрасны! Прозрачные; светятся под водой; танцуют, как балерины, в своих волнистых юбочках. А Джонас считает, лучше бы они все передохли. Или вот: я обожаю макароны с сырным соусом, причем именно полуфабрикат, потому что в полуфабрикате соус особенно клейкий. Джонас как узнал об этом – прямо побагровел весь и приготовил это блюдо сам, исключительно чтобы доказать, что полуфабрикат – по определению гадость. Ну и, конечно, я верю в инопланетян! Бьюсь об заклад: они на Земле уже побывали. Джонас только головой мотает.

Поздней ночью вытащила его на пляж, чтобы встретить рассвет. Но мы прилипли друг к другу, все сплелось в один клубок: язык к языку, плечи, ладони, вдохи и выдохи, и «да-да-да». Очнулась – а небо уже светлое. Ну и ладно. Мы с Джонасом – сами себе рассвет.

* * *

Доставили мое платье для вечеринки в патио. Я его прямо на стену на гвоздь повесила, потому что платье – произведение искусства. Через интернет я заказала пару белых крыльев, как у бабочки; с третьей попытки добилась нужного синего оттенка при смешении красок.

Утром открываю глаза под мамино фальшивое пение: «Поздравляю тебя, поздравляю, любя…» Я не спала, просто лежала в постели и мечтала. У мамы в руках аномально большой капкейк; высокая золоченая свечка мерцает в такт маминым шагам.

– Ну, птенчик, загадывай желание.

Сажусь в постели, задуваю свечу, загадываю. Мама пристраивается рядом, мы поглощаем капкейк, игнорируя крошки, что сыплются на пуховое одеяло. Затем раскрываю мамину глянцевую открытку. Оттуда выпадают подарочная карта моего любимого интернет-магазина товаров для творчества, а еще – бумажка с надписью «Сохраните этот купон».

– Подарок пока не доставили, Виви. Заберу его в субботу.

Улыбка у мамы самодовольная. Я заинтригована.

– Ой, чуть не забыла. Вот это тоже для тебя.

Мама вручает мне белый конверт. Мое имя написано от руки. Почерк настолько знакомый, что я его подделать могу. Обратный адрес: «Руби Оширо, Сиэтл, штат Вашингтон». Я едва дышу.

– На прошлой неделе она мне позвонила, спросила наш новый адрес, – поясняет мама.

Не хочу при ней вскрывать конверт – не представляю, что внутри.

– Я так рада, что Руби хочет помириться. Она говорит, ты ей вовсе не звонишь и не пишешь.

Версия для мамы: Руби и Амала не желают со мной общаться после того, что случилось в марте. Наверняка так и есть. Можно даже не проверять. Я и не проверяла. Не дала им шанса отвернуться. Амала и правда не пыталась войти в контакт, а вот Руби и звонила, и сообщения слала, и даже приходила ко мне. Я притворилась, что никого нет дома.

– Птенчик мой, – вкрадчиво начинает мама. – Руби ведь в курсе, правда? Руби знает про биполярное расстройство?

Молчание – уже исчерпывающий ответ; тем более что я маме в глаза взглянуть не могу. Мама отстраняется.

– Вивьен! Вы с Руби столько лет дружите! Как ты могла не сказать ей? После всего произошедшего?

– Я что, все ей выкладывать обязана? Нет! И тебе – тоже!

Моя следующая фраза отметает все возможные возражения.

– Ты мне даже не говоришь, кто мой отец, а я должна отчитываться, с кем дружу, с кем не дружу, с кем помирилась, с кем не помирилась?

– Это совершенно разные вещи, – мрачно изрекает мама. – Я тебя защищаю и буду защищать до тех пор, пока ты не вырастешь и не окрепнешь духом. Потому что есть определенные… реалии, которые…

– Может, я тебя тоже защищаю.

Знала бы мама! В смысле, кое-что ей известно – про татушку, про то, как я деньгами швырялась, покупала тряпки, подарки. Но вот что конкретно я натворила на шестнадцатилетии Руби – мама не в курсе.

– Ты говорила, что хочешь остаться в Верона-ков.

Я обещала подумать. Мы останемся, если так для тебя действительно лучше.

Мама прищуривается с самоуверенностью человека, скрывающего козырь в рукаве.

– Но если ты решила попросту спрятаться – мы уедем из Верона-ков. Так-то, Вивьен.

Странно говорит – будто одно полностью исключает другое.

– Тут нечего стыдиться, Вив. Ты больна…

– СТОП. У тебя уже навязчивая идея появилась.

Глаза наполняются слезами, руки сжимаются в кулаки, складывают тугую, твердую открытку.

– У меня ведь день рождения! Неужели нельзя хотя бы сегодня…

– Прости, – шепчет мама. – Зря я начала. Я просто беспокоюсь, вот и… Ты, наверно, не наелась? Спускайся, я омлет приготовлю.