Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл

* * *

Не существует жесткой границы между описанными выше типами. Если поведение человека подходит под характеристики «бьющего только родных», это не означает, что со временем он не приобретет вкус к принудительному контролю. И все же классификация может быть очень полезна. Как пишет профессор Джейн Уэнгманн, это помогает нам намного лучше разобраться в проблеме. Так мы начинаем понимать, «мотивировано ли насилие принудительным контролем, является ли оно единичным эпизодом, какую роль здесь играет конфликтная ситуация как таковая… склонен ли человек к жестокости вне семейного круга; существуют ли другие факторы (к примеру, психологические), которые повлияют на то, как он будет применять насилие». [19] Все это, по мнению исследовательницы, подскажет нам, как взаимодействовать с абьюзером. Очевидно, не может быть единого подхода к изменению поведения столь разных людей. Любая универсальная схема обречена на провал. Кроме того, мы можем более дифференцированно подходить к помощи жертвам и принимать более продуманные решения в области семейного права.

С другой стороны, нельзя не отметить, что увлечение классификациями наносит делу большой вред. Та же Уэнгманн отмечает, что есть повод беспокоиться о том, как именно происходит распределение абьюзеров по типам. И главное: помогает ли это знание обеспечить хоть минимальную безопасность жертвам? Представьте: судью, разбирающего семейный конфликт, уверили, что отец семейства «бьет только родных». Суд разрешает абьюзеру общение с детьми, а тот на самом деле оказывается склонным к принудительному контролю. В итоге и дети, и их мать окажутся в опасности. Холтсворт-Мунро также волнует тот факт, что созданная ею типология может быть неправильно применена правоохранителями. «Мне рассказывали, к примеру, о судье, который пытался прямо в процессе заседания сделать вывод о принадлежности обвиняемого к тому или иному типу. “О! Да этот у нас бьет только родных. А этот – “тревожный пограничник”. На основе подобных домыслов потом выносится решение! Это меня очень беспокоит. Ведь мне и самой трудно бывает отнести того или иного человека к определенной категории, – говорит она с улыбкой. – Лишь в крайних случаях можно сказать, к примеру: “Этот человек определенно добр”, – или нечто подобное. Ярко выраженных типажей не бывает, личность очень многомерна».

* * *

Чтобы вы поняли, насколько скользким может оказаться разделение на типы, давайте рассмотрим историю Глена. Ему 21 год, он британец. [20] С подросткового возраста юноша не раз бывал в местах заключения за разные преступления: поджог, кража со взломом, нападение на полицейского и на прохожих, попытка ограбления, незаконное ношение оружия. Молодой человек задумался о том, что ему нужна помощь, после того как попытался душить свою девушку, Мишель[61]. До этого он три года мечтал быть с ней. И признавался, что она – это лучшее, что у него когда-либо было. Правда, влюбленные часто дрались. Тут надо оговориться, что Глен, по его собственным словам, никогда не бил Мишель, даже когда она первая поднимала на него руку. Но однажды во время ссоры он швырнул их общего щенка через всю комнату. А когда она ударила его, то схватил ее за горло, просто чтобы остановить.

Побеседовав с Гленом о Мишель, психолог Мари-Луиза Корр, вероятно, заключила, что имеет дело с домашним насилием, в котором оба партнера не в состоянии контролировать собственный гнев. На деле же Глен не применял явного физического насилия по отношению к своей подруге, но при этом он действительно пытался ее контролировать. Изучив историю интимных связей молодого человека, исследователи выявили некую закономерность: ранее у него было три партнерши, и каждая выводила его из себя тем, что надевала подчеркивающую фигуру одежду и привлекала внимание других парней. Он пытался справиться со своей паранойей и всякий раз ходил за девушкой по пятам. «Я не выпускал ее из виду, – рассказывает он. – Меня сводила с ума одна мысль о том, что она могла что-то сделать тайком от меня. Кажется, я заставлял каждую из своих подруг менять стиль одежды. Я говорил: “Давай-ка переоденься немедленно, а то я сам тебя переодену”». Когда Глена попросили подробнее рассказать о своих бывших, открылось очень многое, в том числе и об абьюзе с его стороны. Примечательна история о том, как он со своей экс-герлфренд Карен отправился в ночной клуб. Когда они уже собирались уходить, она попросила его подождать ее на улице возле входа. Он рассвирепел, толкнул ее, стал бросать в нее еду и вылил на нее напиток из бокала, потому что, мол, она «пыталась выставить его последним идиотом перед друзьями». В другой раз Карен услышала, как он говорит еще одной своей «бывшей», что все еще любит ее. Тогда она пригрозила молодому человеку, что уйдет. В ответ он начал ее душить, потом долго не выпускал из дома и чуть не убил. Вот его показания по этому эпизоду: «Я схватил ее за горло, бросил на кровать, запер дверь. В комнате с нами в тот момент находился мой двоюродный брат со своей девушкой. Я заявил, что сейчас отсюда никто не имеет права выходить. Затем я послал другого своего брата на задворки дома и попросил принести бензин. Я крикнул ему в окно: “Принеси мне немного топлива с заправки, я их всех убью”. Но брат не выполнил мою просьбу… Дальнейшее вспоминаю смутно: по-моему, я ударил ее, потом делал еще что-то… Потом началась паническая атака – у меня они случаются, когда я нахожусь в состоянии стресса. Пришлось вызывать «Скорую». На прибывших медиков я тоже накинулся с кулаками».

Обратите внимание, что Глен отреагировал насилием также и на угрозу Мишель, сказавшей, что покинет его. Но тут его действия были не такими, как в случае с Карен: «Мишель попыталась уйти, и я схватил ее за горло. Но тут же сам расстроился от этого, заплакал, сел и попробовал с ней поговорить». Молодой человек пояснил, что поднял руку на любимую не от праведного гнева, но от глубокого страха одиночества. Он стал реакцией на неуважение и унижение. «У меня паранойя, я напридумываю много всего о девушке и сам начинаю в это верить, а потом делаю ей больно, накидываюсь на нее и все такое… Если она высмеивает меня, тоже начинаю размахивать руками».

В детстве Глена часто стыдили и унижали, он жил почти как беспризорник. Родители развелись, когда мальчику было два года. Его отец часто попадал в тюрьму, и сын его почти не знал. По его воспоминаниям, отец никогда не бил мать, но зато отчим не раз поднимал на нее руку и таскал за волосы. Насилие было обычным делом в этой семье: Глен, когда ему было лет семь, устраивал кровавые драки со старшим братом. Тот так отчаянно колотил и пинал младшего, что того однажды пришлось даже везти в больницу и срочно удалять разорвавшийся аппендикс. В подростковом возрасте старший брат стал учить младшего, как стать «крутым», и заставлял его идти на улицу и бить прохожих. В какой-то момент наш герой признался взрослым, что брат мастурбировал в его присутствии, еще когда Глен был младшеклассником. Брата отправили в колонию, а самого Глена – в приемную семью. А когда Глен сказал матери, что в возрасте шести лет подвергся сексуальным домогательствам со стороны одного их родственника, та страшно разозлилась и не поверила ему.

К какой категории абьюзеров вы отнесли бы Глена с учетом всего сказанного? Если оценивать только историю его отношений с Мишель, то, наверное, вы вслед за психологами Мари-Луизой Корр и Дэвидом Гэддом обратили бы внимание, что он обращается к насилию в моменты стресса. А это типично для тех, кто «бьет только родных». Это подтверждается тем, что Глен сам говорит о насилии: когда Мишель нападала на него, обвиняя в неверности, он сдерживался и ни разу не ударил ее, потому что, по его словам, «мужчина бьющий женщину – больной». В данном случае оба партнера поднимают друг на друга руку, и не похоже, что в этой паре есть серьезный дисбаланс сил. Гэдд и Корр пишут, что, анализируя эти отношения, полиция пришла к выводу, что Глен относится к типу «бью только родных». Однако стоит взглянуть на его отношения с другими девушками, и вы заметите куда более опасную модель – принудительный контроль. В этом случае Глен может нести куда большую угрозу, чем кажется. «Он использовал удушающие приемы, бил по голове, сам рассказал о том, как удерживал заложников и угрожал убийством. Это все крайние формы насилия, – подчеркивают Гэдд и Корр. – Он способен на такие поступки, которые вряд ли можно счесть нормальными». [21]