Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл

Эдвард Гондольф, американский эксперт по насилию в семье, решил проверить психопатологическую теорию на практике. Он наблюдал за 840 домашними тиранами в четырех городах США. [26] Среди них удалось выделить лишь немногочисленную группу тех, кого технически можно признать больными (большинство в этой группе страдают нарциссистским или антисоциальным расстройством). А подавляющее большинство абьюзеров-подопечных Гондольфа имели не больше психических отклонений, чем любой другой, самый обычный мужчина[64]. Что до предположения, что мальчики, переживая детские травмы, с юных лет учатся насилию, то его частично опровергли другие научные работы. Юноши, которые росли среди агрессии, во взрослом возрасте действительно имеют бóльшую предрасположенность к тому, чтобы мучить своих домашних. Однако недавно опубликованный обзор целого ряда материалов на эту тему называет связь между пережитым в детстве жестоким обращением и последующей склонностью к насилию «слабой или средней». [27]

В своем бестселлере «Почему он делает это?» (Why Does He Do That?) Ланди Бэнкрофт, который долгое время вел группы для мужчин по коррекции поведения, утверждает: нет ничего удивительного, что люди верят в то, что у абьюзеров не все в порядке с психикой. «Когда лицо человека перекашивается от ненависти и отвращения, он кажется немного безумным, – пишет Бэнкрофт. – Когда его настроение резко меняется и от радости в мгновение ока переходит к ярости… вполне естественно, что партнерша начинает подозревать, что ее благоверный психически болен». Однако Бэнкрофт считает, что подавляющее большинство абьюзеров, с которыми он работал, были «нормальными». «Они умели логически мыслить, понимали связь причины и следствия, у них не было галлюцинаций. Большинство жизненных явлений и событий они оценивали относительно адекватно. На работе о них отзывались положительно; они хорошо учились в вузах или на курсах. И вообще никто, кроме их жены (и детей), не считал, что с ними что-то не так». Бэнкрофт полагает, у абьюзера нездоровая система ценностей, а не нездоровая психика. [28]

Применение чисто психопатологического подхода к оценке домашнего насилия много критиковали, но к этому мнению по-прежнему прислушиваются в обществе. За последние 15 лет эта теория начала всерьез влиять на государственную политику по исследованию проблем жестокости в семье. Это создает сложности для всех нас, потому что до этого глобального сдвига Соединенные Штаты были поставщиком лучших научных работ на эту тему. Теперь финансирование иссякло, точнее, оно перенаправлено в другое русло – от специалистов по абьюзу к тем, кто занимается изысканиями в сфере расстройств личности. «Мы не проводили новых исследований, потому что теперь невозможно получить грант от федерального правительства на изучение домашнего насилия, – сетует Джон Готтман. – Власти решили, что все это проблемы работы мозга, поэтому им неинтересно более спонсировать наблюдения психологов за тем, как развиваются отношения в паре».

Эми Холтсворт-Мунро отмечает ту же тенденцию. «В какой-то момент финансирование изменило курс, и было объявлено, что средства пойдут прежде всего на изучение диагнозов, внесенных в Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам[65]. Так что я понимаю, что по насилию как таковому будет меньше работ, и точка!»

Всем нам было бы проще верить в то, что домашние тираны – просто больные люди, заметно отличающиеся от нормальных граждан. Но невозможно игнорировать неудобную правду: насилие и садизм иногда порождается сознанием, в котором нет никаких клинических расстройств. Прошло более пятидесяти лет с тех пор, как Ханна Арендт[66] вскрыла для всех «банальность зла» на примере Адольфа Эйхамана[67] – нацистского преступника, организатора массовых убийств евреев и представителей других неарийских народов, которого признали вменяемым несколько именитых психиатров. Но нам по-прежнему трудно поверить, что психически здоровый мужчина может совершать поступки с невиданной жестокостью.

Фанатичные приверженцы феминистской теории считают психопатологическое объяснение «троянским конем», созданным для защиты патриархата. Их опасения понятны: большую часть ХХ века в психиатрии доминировали женоненавистники, обвинявшие жертв в совершенном над ними же насилии и часто приписывавшие им необоснованные диагнозы – мазохизм, истерию. Феминистки полагают, что домашнее насилие – естественный побочный продукт патриархата, то есть системы, в которой мужчина считает своим долгом доминировать над женщиной. Он подавляет ее или в крайнем случае просто с ней не считается. Сторонники этой теории уверены, что личная история абьюзера не является решающим фактором при проявлении им агрессии: психические патологии, воспитание, злоупотребление психоактивными веществами, принадлежность к определенному социальному слою могут повлиять на поведение насильника, но не являются причиной жестокости.

Представьте себе, что абьюзер – это комната, а токсичные гендерные стереотипы (типа, «женщина должна заниматься домашним хозяйством», «настоящие мужчины не плачут», «девушки часто выдумывают изнасилования, чтобы отомстить парню») – это пол в помещении. На полу может стоять много «тяжелой мебели» – алкоголизм, наркомания, психические расстройства, детская травма, безработица и т. п. Каждая комната уникально обставлена; иногда в ней так тесно, что пола и не видно. И все же он держит все нагромождение мебели. Иными словами, гендерные установки являются основой всех ожиданий мужчины от жизни и всех его поступков. Получается не так важно, какими именно «предметами интерьера» он еще отягощен.