Странная страна - Мюриель Барбери

В центре сцены ртутные воды пруда отражали небеса и ветви, но Петрусу потребовалось некоторое время, чтобы понять, в чем странность картины. Пришлось не единожды моргнуть, чтобы приспособиться к хроматическому искажению, благодаря которому мир терял в воде свое многоцветие и в сером зеркале волн расстилался отражением черных ветвей. Из этого сплава металла и туши рождался балет, пришедший из плавильни миров, где черточки иголок сплетались на жидком серебре в монохромной хореографии. Пейзаж дополняли камни различных размеров и форм, они лежали на берегу или выступали над поверхностью пруда и в своей вневременной минеральности образовывали выступы и мосты. Здесь все дышало родством речных и каменных струй, здесь чувствовался трепет мощного видения, грезы гор и песков. Это сама сущность нашего мира, подумал Петрус, и греза так высока, что этот мир не умрет никогда.

Окаймленная бамбуковыми перилами аллея на противоположной стороне пруда вела к воротам с соломенным навершием. Там были высажены ирисы Рёана, перекликавшиеся с едва расцветшими зимними камелиями, которые рядами росли вдоль аллеи, позади высился бамбук и выстроились стройные клены. Клены Кацуры отличались особой элегантностью, потому что столица эльфов была защищена от сильных ветров горами туманов. Поэтому листья у них такие же, как везде, вырезанные столь изящно, что прожилки и края образуют растительное кружево; но отсутствие бурь позволило ветвям не набирать мощи, чтобы противостоять резким порывам, а оставаться тонкими и трепетать под легким ветерком, подобно утонченным рукам балерин. Прежде чем исчезнуть, лениво закрутившись внутрь себя, облако тумана поднялось, скользя по кронам, и друзья подумали, как же восхитительно любоваться этим садом долгой зимой. Они могли только догадываться, сколько еще сокровищ скрывается в сердце обширного центрального здания, галереи которого проглядывали сквозь листву и иголки. Слева от пруда проемы позволяли увидеть залитый солнцем зал, а позади – расположенный на возвышенности внутренний сад, который состоял из трех лежащих на сером песке камней. Казалось, сначала их подбросили в воздух, чтобы они приземлились на идеальном расстоянии друг от друга, – как же великолепно надо было чувствовать форму и пространство, чтобы добиться такого совершенства, и Петрус не сомневался, что это дело рук юного главного садовника. Такое совершенство несло отпечаток той же блистательной чистоты, что и его личность, и не стоило удивляться, что оно может заворожить. Кто хочет добраться до вершины босиком, должен обладать небесным талантом, подумал Петрус, удивился возвышенности мыслей, приходящих ему в голову с тех пор, как он оказался в Кацуре, и внутренне посмеялся сам над собой. Эта секунда отвлеченного веселья все изменила, и он посмотрел на сад камней другими глазами. Их расположение, так радовавшее глаз, теперь казалось оцепенелым, а от самих камней исходило послание смерти, вогнавшее его в дрожь. Чистота не всегда лучший союзник сердца, сказал их провожатый, и от столь очевидного отсутствия любви шерсть Петруса встала дыбом.

– Просто великолепно, – сказал Маркус.

Петрус увидел, что тот смотрит на камни.

– Они холодные, – ответил он.

– И застывшие, – сказал Паулус.

– Да, холодные и застывшие, – медленно сказал Маркус, словно пробуждаясь ото сна.

– Чем я могу вам помочь? – спросил голос позади них.

Они обернулись и оказались нос к носу с высокой эльфийкой с рыжими волосами и светло-серыми глазами.

– Я интендант Совета, – представилась она.

Превратившись в белку, она стала такой точной копией матери Петруса, что, вспомнив, как сбежал из Сумеречного Бора, словно вор, он густо покраснел до кончиков когтей и ушей.

Она посмотрела на ткань, которую он держал под лапой.

– С вашей одеждой что-то не в порядке? – спросила она.

Багровая белка, в которой был заперт Петрус, издала нечленораздельное урчание, и Паулус, охваченный жалостью, пришел ей на помощь.

– Случилась одна неприятность во время переправы, – ответил он.

– Впервые слышу о неприятности с одеждой, – сказала она.

– Мы тоже, – сказал Маркус, насмешливо взглянув на Петруса.

Но, увидев, как тот расстроен, вновь посерьезнел.

– Наша хозяйка в Диких Травах попросила этого джентельэльфа, на данный момент онемевшего, представиться вам, – сказал он.

– Да, но почему? – удивилась она.

– Вам не сообщили? – спросил Маркус.

– Нас только предупредили о приезде двух белок и одного медведя из Сумеречного Бора, – ответила та.

Они в растерянности молчали.

– Вы не знаете, по какой причине вас прислали? – удивилась она, превращаясь в гнедую кобылицу с пышным крупом, и задумчиво посмотрела на них. А потом продолжала: – Дикие Травы никогда ничего не делают случайно. Особенно в такое беспокойное время.

– У вас не найдется для меня работы? – спросил Петрус ясным голосом, заставив Паулуса и Маркуса отвесить челюсти.

– Не понимаю, что в этом удивительного, – добавил он в ответ на их изумление. – Я собираюсь остаться здесь, и мне придется зарабатывать на жизнь.

– Что вы умеете делать? – спросила она.

Пришел черед его мордочке отразить крайнюю растерянность.

– Ну, – сказал он, – не знаю. Что угодно, лишь бы это не требовало специальных навыков.

– Вам не очень удаются собеседования при найме на работу, – с досадой отметила она.

Потом на мгновение задумалась.

– В ближайшее время, учитывая выборы, у меня будет чем заняться, кроме как распутыванием этого клубка. В конечном счете лучше держать вас под рукой.

Эльфийка нахмурилась.

– Он действительно ничего не умеет? – спросила она у Маркуса и Паулуса.

Они смущенно переглянулись, и она вздохнула.

– Вы умеете подметать? – обратилась она к Петрусу.

– Думаю, да, – ответил он.

Она раздраженно прищелкнула языком:

– Завтра на заре, западная дверь.

После чего, став белкой и явив ему образ материнского гнева, развернулась и ушла.

– Ну, нахальства тебе не занимать, – сказал Маркус.

– Ты серьезно? – спросил Паулус. – Ты действительно хочешь остаться в Кацуре и целыми днями подметать аллеи Совета?

– Я вполне серьезно, – ответил Петрус оскорбленным тоном. – Не понимаю, с чего вы мне не верите.

Какое-то мгновение они с сомнением разглядывали его.

– Ладно, – закончил разговор Маркус, – пошли отсюда, нам до ночи нужно найти какое-нибудь пристанище.

Они согласились и двинулись в путь. Но прежде Петрус бросил последний взгляд на книги и свитки, висящие в воздухе, и ему показалось, что они заговорщицки подмигнули ему на прощание.

– До завтра, – пробормотал он.