Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Через десять дней после возвращения на «Йоа» Амундсен снова отправился проводить полевые магнитные наблюдения. Он планировал организовать вторую зимовку по соседству с полюсом и хотел использовать оставшееся до нее время с максимальной пользой.

Амундсен четко следовал указаниям Ноймайера и ученых из Потсдама. Но ему не нравились скучные и однообразные действия с научными инструментами. Он никогда даже не пытался притворяться, что наука для него стала чем-то бóльшим, нежели необходимым злом, которое другие считали оправданием полярных путешествий. Для него оправданием было путешествие как таковое. Ему страстно хотелось заниматься совершенствованием технических приемов.

Он постоянно учился, но чувствовал, что все еще знает недостаточно, особенно о собаках и лыжах. Возможности использования лыж еще не были изучены полностью. Катание на лыжах летом с его постоянными оттепелями и заморозками становилось отличным экспериментом. И вообще Амундсен радовался возможности провести еще одну зиму в этом месте, совершенствуя технологию путешествий в условиях экстремального холода.

В этот раз зима наступила рано. В конце сентября, когда лед окреп, в окрестности неподалеку от стоянки «Йоа» вернулись нетсилики. Амундсен продолжил собирать их артефакты и изучать поведение. Сделанные им наблюдения попутно так же много говорят о нем самом, как и о тех, чьи нравы он увлеченно изучал.

Отношение Амундсена к нетсиликам выходило за общепринятые рамки этнографии и экзотики. Скоро у него появились друзья-эскимосы. Особенно крепко он подружился с двумя из них – Угпиком, которого называл «Сова», и Талурнакто. Сова был природным аристократом. Талурнакто, напротив,

считался соплеменниками кем-то вроде идиота, но в действительности был умнее их всех. Он постоянно смеялся и кривлялся, как клоун. У него не было семьи, он не переживал ни о чем на свете, [но] был хорошим работником. Хотя его честность ни в коей мере нельзя было сравнить с честностью Совы, но все же на него вполне можно было положиться.

В каком-то смысле Амундсен начал чувствовать себя легче с эскимосами, чем с собственными спутниками. И уж точно среди них он проводил больше времени. Намеренно или нет, это означало периодическое избавление команды от тягостного присутствия капитана, что всегда благотворно влияет на ее самочувствие. Кроме того, контакт с другими человеческими существами помогал избавиться от ощущения вынужденной изоляции, снимая хорошо известную путешественникам психологическую нагрузку с людей, слишком долгое время находящихся вместе. Тем более что в команде уже начали появляться первые признаки напряженности.

Этой зимой Амундсен сделал, как он выразился, «ужасающее открытие» – один ребенок нетсиликов страдал врожденным сифилисом. Осознав это, он прочел своим спутникам целую лекцию о том, какой опасностью это грозит всей команде, поскольку не хотел, чтобы они имели сексуальные отношения с эскимосскими женщинами и дисциплина в этом пункте нарушалась. Амундсен панически боялся венерических заболеваний, что в некотором смысле, вероятно, было у него связано со страхом полового сношения. В любом случае он решил, что высокий моральный дух экспедиции– может быть обеспечен, только если сделать вид, что секса не существует. Поэтому на корабле в разговорах за столом секс был строго запрещенной темой, по крайней мере в его присутствии.

Шли дни, и в начале февраля Амундсен с Талурнакто (в качестве учителя) отправился в поход на собачьей упряжке. Температура воздуха составляла примерно –45 °C.

Амундсена интересовала одна загадка эскимосов, которую он хотел понять. Эскимосы могли путешествовать при любой температуре, потому что знали, как заставить полозья скользить по любому снегу. Они добивались этого, намораживая на полозья лед. Операция была сложная: лед накладывали слоями, чтобы он становился эластичным и не крошился. Существовали разные методы. К примеру, Талурнакто на полозья наносил смесь из мха и воды и замораживал ее в качестве основы. Затем нагретую во рту воду выплевывал на рукавицу из медвежьего меха и наносил на полученную смесь несколькими ловкими поглаживаниями, формируя слои льда. Такая поверхность легко скользила даже по самому плохому кристаллическому рассыпчатому снегу, который прилипал, как песок в пустыне, к любому веществу, изобретенному цивилизованным человеком.

Амундсен попросил Талурнакто подготовить норвежские сани, чтобы посмотреть, сработает ли этот метод на их широких, как лыжи, полозьях так же хорошо, как на узких эскимосских. Метод сработал. После пробных поездок вокруг «Йоа» Амундсен записал в своих дневниках, что «если температура опускается ниже –30 °C, покрытые льдом полозья скользят гораздо лучше, чем покрытые чем-то еще», а проехав с Талурнакто в реальных условиях, заметил, что «они скользят по сухому нанесенному снегу так же хорошо, как полированное дерево по насту».

Так Амундсен научился бороться с любыми капризами снега и приблизился к полному пониманию полярной среды.

В канун Нового года он обнаружил неисправность магнитного инструмента. Он понял, что именно этим могла объясняться неудача предыдущего лета, – и решил еще раз попытаться достичь полюса. Из-за разных недугов часть собак погибла, и когда пришла весна, их хватило лишь для одной упряжки. Лейтенант Годфред Хансен давно планировал путешествие к Земле Виктории. Амундсен чувствовал, что было бы несправедливо воспользоваться своей привилегией и забрать собак для собственного похода. Жадность никогда не была чертой его характера. К тому же подобное решение означало бы, что он плохой лидер. Поэтому он отказался от собственного путешествия в этом сезоне, позволив Хансену взять собак. Он остался в Йоахавне, чтобы провести еще одну серию магнитных наблюдений– и отремонтировать– все, что мог. Хансен и Ристведт ушли 2 апреля, вернувшись лишь 25 июня. За это время они прошли 800 миль и нанесли на карту 150 миль Земли Виктории, которая оставалась одним из последних участков неисследованной береговой линии на Северо-Американском континенте.

Теперь работа была выполнена. Вскоре лед растаял, открыв дорогу на запад. В три часа утра 13 августа 1905 года корабль Амундсена вышел из Йоахавн в пролив Симпсона и бодро направился в сторону Холл-Пойнт, где похоронили двоих участников экспедиции Франклина.

С поднятым в честь погибших флагом [писал Амундсен] мы скользили мимо могил в церемониальном молчании… Наш маленький… «Йоа» салютовал своим несчастным предшественникам.

Еще ни один корабль не проходил через пролив Симпсона, который представлял собой опасный лабиринт мелей и узких проходов, дрейфующих льдов и предательских течений, неизвестных и не нанесенных на карту. Лишь лодочный поход лейтенанта Хансена, предпринятый прошлым летом, указывал экипажу безопасную дорогу через пролив. Только бензиновый двигатель «Йоа» позволял им так ловко крутиться и маневрировать в этом лабиринте, спасая корабль от беды. С опущенным все время лотом, с постоянно вращающимся рулевым колесом, с людьми, напряженно вглядывавшимися вперед, дюйм за дюймом судно продвигалось вперед. Через четыре дня они достигли мыса Колборна у входа в пролив Виктории. Это была самая восточная точка из всех достигнутых Коллинсоном в его путешествии из Тихого океана пятьдесят лет назад. «Йоа» выжил на последнем отрезке Северо-Западного прохода – всего лишь ценой сломанного гафеля[23].