Черный список - Александра Маринина

– Не спрашивала. Я как посмотрела на снимки, так…

– Ладно, все понятно.

Я взглянул на часы. Без десяти четыре. Конечно, Рита ни укого ни о чем не спрашивала. Она в начале второго увидела конверт, и полуторачасов ей едва хватило на то, чтобы принять душ, переодеться, позавтракать ипримчаться сюда выяснять со мной отношения.

– Рита, я тебя попрошу, выясни у своего Рудина, с кем, крометебя, он обсуждал свое намерение нанять меня на работу. И припомни как следует,кому ты сама об этом говорила.

– Я никому не говорила, – тут же откликнулась она.

Но я ей не поверил. Я слишком хорошо знал МаргаритуМезенцеву, чтобы поверить.

– Но ты все-таки подумай, вдруг вспомнишь.

– Ладно. – Она покорно кивнула.

– Когда вы ожидаете появление Юшкевича?

– Самолет должен прибыть в шесть тридцать. Наверное, околополовины восьмого он уже будет в гостинице. А зачем тебе Юшкевич?

– Посмотреть хочу, – усмехнулся я. – И мои соседкигорят желанием увидеть его живьем.

– Соседки? Или только одна из них, с которой ты трахаешьсяпо ночам в саду? Стасов, если ты…

– Рита, – оборвал я ее жестко, – то, что я делаюпо ночам в саду, тебя не касается. Где в это время будет Сауле?

– Откуда я знаю? В гостинице, наверное, она теперь со страхувообще никуда не выходит. Если бы не перспектива получить приз, она бы ужедавно улетела в Москву.

Значит, Сауле Ибрайбекова, потенциальная жертва убийцы,истребляющего конкурсанток, будет находиться в гостинице, а вокруг гостиницыбудет столпотворение, которое, как показывает мой опыт, невозможнопроконтролировать ни силами милиции, ни силами службы безопасности гостиницы.Мне это совсем не нравилось. Пожалуй, решение прийти туда вечером былоправильным.

* * *

Когда мы с Лилей явились на Первомайскую, стол уже былнакрыт. Ирочка сегодня превзошла сама себя в кулинарных упражнениях. Во всякомслучае, я не смог определить на глазок название и содержание того, что лежалона тарелках.

Татьяна поведала мне, что соседка обнаружила НиколаяФедоровича Вернигору мертвым, когда зашла к нему предупредить о надвигающейсябуре. Коренные южане узнают о ее приближении загодя, и соседку удивило, что уНиколая Федоровича все окна и двери были распахнуты, хотя давно уже пора былобы в целях безопасности стекол их закрыть. Она заглянула в дом и увиделаотставного полковника лежащим на диване в очень странной позе. На лице очки, воткинутой руке зажата газета. Видно, он скончался внезапно, в одно мгновение,когда читал газету.

– Что за газета? – спросил я.

– Местная, ее Вернигора выписывал. Вот, я принесла местнуюгазету за то число.

Таня протянула мне газету, и на меня глянуло лицо ОлиДоренко в траурной рамке. Фотография была большая, в полполосы.

– Скажи, Дима, ты будешь так уж сильно расстраиваться, еслиузнаешь о смерти малознакомого человека, на том лишь основании, что днем раньшео чем-то разговаривал с ним?

– Ты права, – кивнул я. – Если инфаркт у Вернигорыслучился из-за того, что он узнал об убийстве Ольги, то для этого должны бытьочень веские причины. Например, он знал, что Ольга – его дочь. Или внучка.

– Принимается. Еще что?

– Или он знал, что кто-то, кто ему небезразличен, напримерего собственный внук, собирается ее убить. И прочитав газету, понял, чтоблизкий ему человек совершил преступление.

– Принимается. Еще что?

– Или это все-таки кассета. Он понял, что Ольгу убили из-заэтой кассеты, и считал себя виноватым в том, что подставил ее.

– И это принимается. Значит, Сережу Лисицына надо направитьна поиск родственных связей Доренко и Вернигоры, нам с тобой это все равно непод силу. И наша задача – кассета. Надо ее по косточкам разобрать, чтобыпонять, что же в ней есть такого. Или убедиться окончательно, что в нейдействительно ничего нет. Ира!

– Я здесь, – выглянула из кухни Ирочка. – Можноподавать? Совещание в верхах закончилось?

– Закончилось. Где твой социологический поклонник? Зови егообедать с нами.

Н-да, мой отдых постепенно приобретал семейные черты.

Глядя на толпу, собравшуюся возле гостиницы, я началпонимать, что то, что мне накануне рассказывала Рита о реакции обывателей наприезд кинозвезды, отнюдь не было преувеличением. Напротив, при моей в общем-тонебогатой фантазии я и представить себе не мог размах мероприятия.

Люди терпеливо ждали Олега Юшкевича, который был одновременнои секс-символом нашего времени, и российским супергероем вроде Сталлоне. Авокруг шла бойкая торговля Юшкевичем в виде сумок, календарей, плакатов,буклетов, футболок, чашек, значков, пудрениц и портсигаров. Я никогда не могпредставить себе, зачем люди это покупают, но факт был, как говорится, налицо.Покупали, да еще как!

Из установленных вокруг гостиницы громкоговорителей лиласьмодная музыка, то и дело прерывавшаяся рекламными объявлениями об экскурсиях,поездках, услугах туристических бюро, ресторанах и ночных казино и прочихкурортных усладах. Здесь же продавали лотерейные билеты «Спринт», которые ужешли нарасхват, потому что, как и предупреждала Рита, официально было объявлено,что Олег прибудет к пяти часам, тогда как на самом деле в пять часов самолетеще находился в воздухе, и люди устали от ожидания и хотели чем-нибудь себяразвлечь. Масштаб прибылей от такого легкого обмана трудно было дажевообразить.

Я заметил, что в толпе было много людей с фотоаппаратами.Видно, и для фотокорреспондентов Олег Юшкевич был желанной добычей. Что ж,немудрено, если учесть, что в последнее время он снимается в основном заграницей и в России его поймать не так уж просто. Налетели, как мухи на мед.

Мы пришли сюда впятером: Ирочка со своим социологомМазаевым, Таня и мы с Лилей. Конечно, Лиле здесь делать было нечего, да и шлаона не с большой охотой, но оставлять ее одну дома я не рискнул. Не то чтобы ябоялся, что с ней что-то случится. Просто я подозревал, что она можетобидеться. Впрочем, Лиля относилась к тем детям, которые больше всего на светехотят, чтобы взрослые оставили их в покое и дали заниматься своим делом. И темне менее я взял ее с собой. И, как выяснилось позже, правильно сделал.

Я тащил на плече сумку с видеоприставкой, которую собиралсявернуть Сереже Лисицыну. Сережу мы нашли с трудом, он с зачумленным видомносился по гостинице и, по-моему, плохо понимал, что я ему говорю.

– Где Ибрайбекова? – спросил я его.

– У себя в номере. Она теперь почти не выходит.

– А где ее номер?

– На седьмом этаже.