Твою беду руками разведу - Светлана Лубенец

Лера еще раз с удивлением оглядела Рафаэля узкими щелочками глаз и обескураженно спросила:

— То есть ты меня все время обманывал? Говорил, что я тебе стала вдруг роднее других непонятно почему…

— Ну почему обманывал? — скривился Рафаэль. — Но если ты считаешь, что любить человека и не говорить ему о своей любви означает обманывать, то да… я тебя обманывал, прости уж…

Лера опять откинулась на подушку и уставилась невидящими глазами в потолок.

— То есть когда ты… приглашал меня замуж по расчету, то… — начала она.

— Да! Да! Да! — прервал ее Рафаэль. — Я все врал! Но, с другой стороны, и не врал, потому что для тебя брак был бы именно по расчету. Хотя… Зачем теперь говорить об этом? Ты же отказалась! Но когда ты, Лера, позволила вдруг тебя поцеловать и… вообще все… Да счастливее меня никого в жизни-то не было! Но ведь и ты… Скажи, разве тебе уж так со мной плохо, а? Нет, я же не бревно бесчувственное, если бы понял, что тебе плохо или там… противно, я ушел бы. Честное слово!

— Мне вовсе не плохо с тобой, — задумчиво произнесла она.

Рафаэль молча покивал головой, прислонившись спиной к дивану, на котором лежала Лера, помолчал, потом опять повернул к ней лицо и спросил:

— Но, может быть, мне все же лучше уйти? Я не твой герой, не так ли? Может, лучше уж и не пыжиться?

Лера села, спустила ноги на пол, шлепнула рукой по покрывалу и попросила:

— Сядь сюда.

Рафаэль поднялся с пола и сел с ней рядом. Лера положила голову ему на колени. Он с осторожностью дотронулся до ее волос. Она взяла его руку и поцеловала в ладонь.

— Лерка… — прошептал Рафаэль. — Да я для тебя… Да я все, что хочешь…

— Мне ничего не надо. Во мне такая пустота…

— Лер, ну… это все временно… Такое горе… Но время… оно лечит… И если ты меня не прогонишь, у нас будут дети, сколько ты захочешь. Девочка… или мальчик… Какая разница…

— Мне нельзя…

— Пока нельзя, да, а потом будет можно. Мы же не станем торопиться! Зачем? У нас впереди целая жизнь.

— А на что она, жизнь, если мой организм отторгает детей, как выразилась врач? Такая… в очечках и в шапочке… краси-ивая… как стюардесса…

— Не думаю, что если один раз такое случилось, то, значит, так теперь будет всегда.

— Понимаешь, ничего же не предвещало такого конца. Все было хорошо! Несмотря на то что я постоянно ходила в консультацию, меня не взяла никакая эпидемия…

— Что еще за эпидемия? — удивился Рафаэль. — Где?

— В нашей консультации, — ответила Лера. — Женщины начали болеть, а мне хоть бы что.

— В каком смысле? Ты мне не говорила ни про какие эпидемии! Я бы тебе сразу запретил туда ходить, сейчас полно других медицинских центров. Ну как ты могла подвергать себя и ребенка опасности? Может быть, в эпидемии все и дело? Может быть, ты все-таки подцепила там какой-нибудь вирус…

— Да я и не успела тебе сказать. Понимаешь, в тот самый день… ну… когда у меня все это началось… утром приходила медсестра из консультации. Она как раз и сказала, чтобы я пока не посещала их учреждение, потому что у них там какая-то инфекция завелась. Она мне даже сделала против нее прививку, под лопатку, потом еще один укол в мышцу. И оставила порошки.

— Какие еще порошки?

— Такие… горькие… ужасно… Три штуки, упакованные, как аптечный антигриппин.

— И ты все три выпила?

— Ну конечно, она сказала выпить в течение трех часов.

— Лера, — осторожно начал Рафаэль, — а это была медсестра твоего врача?

— Нет, я ее не знаю, но она сказала, что из консультации, что она осуществляет патронаж на дому. У нее был полный чемоданчик лекарств, ампул. Она мне еще давление измерила и даже кровь взяла. Давление было хорошее.

— Слушай, а может быть, она вовсе и не медсестра?

— Да ну тебя! — отмахнулась Лера. — Как не медсестра? Да она мне о своем посещении даже в карте отметку сделала, расписалась там.

— В какой карте?

— Ну, в карте беременной женщины. Заводят такую, чтобы в ней фиксировать, как развивается плод.

— Ты ее, ту карту, в роддоме оставила?

— Нет, мы про нее вообще забыли, не взяли с собой. Так все спешно получилось…

— И где же она?

— Так где лежала, там, думаю, и лежит.

— А давай посмотрим, что медсестра в карте написала, — предложил Рафаэль.

— Ну… давай, если хочешь… — согласилась Лера, встала с дивана, подошла к секретеру, вытащила из одного его ящичков свою карту, протянула ее Рафаэлю: — Вот она, пожалуйста.

Тот пролистал ее, рассмотрел подколотые результаты анализов, потом открыл на странице, где была сделана последняя запись, и встревоженно сказал:

— Здесь нет никакой отметки о посещении медсестры.

— Ты, наверное, не туда смотришь. Она приходила двадцать первого апреля, — подсказала ему Лера.

— Я отлично помню, когда этот кошмар произошел. Но тут нет записи от двадцать первого апреля! Вот, написано, что последний раз ты была у врача пятнадцатого числа, и все, больше записей нет.

— Как? — удивилась Лера. — Ну-ка, дай мне карту… Я же помню, как медсестра в ней что-то писала. — Она внимательно осмотрела последние записи и растерянно произнесла: — Да… странно… записи нет… Как же так, Рафаэль?

— Не знаю, — ответил он, — но мне это не нравится. Очень не нравится, Лера! Ты в роддоме говорила о посещении медсестры?

— Нет.

— Почему?

— Я о ней даже не вспомнила. Не до того было. И потом… я была уверена, что она все сделала правильно.

— А надо было бы про нее вспомнить и сказать.

— Не думаешь же ты, Рафаэль, что она… не из консультации… — ахнула Лера.

— Все может быть, — ответил он, сосредоточенно разглядывая какую-то точку на полу.

— Но… тогда откуда она? И главное, зачем приходила?

Лера бросилась к Рафаэлю и затрясла его за плечо. Тот поднял на нее глаза и ответил:

— Может быть, кому-то очень хотелось, чтобы у тебя случился выкидыш?

— Зачем? Что ты несешь, Рафаэль? — с ужасом воскликнула она. — Кому интересны я и мой ребенок? Кому мы перешли дорогу?

— Не знаю.

— Нет, — потрясла головой Лера, — ничего такого не может быть. У меня нет врагов. У меня даже подруг почти нет. Одна Наташка, у которой своих дел по горло. Нет, у меня действительно случился выкидыш, а листок с записью медсестры просто откололся, где-нибудь валяется… Но я ни за что не стану его искать, потому что… словом, потому что теперь уже все равно ничего исправить нельзя. И ты больше никогда ничего мне не говори! Слышишь? Ни про медсестру, ни вообще… Я хочу все поскорей забыть!