Знак Десяти - Хосе Карлос Сомоса

– Джимми, они остановились?

– Да, мистер Икс.

Мистер Икс ничего не сказал, но внешне переменился: он изогнул губы в гримасе, с которой я уже была знакома. Мой пациент пребывал в напряжении.

Темнота за окном как будто сгустилась под нашими взглядами.

Ситуация была из тех, какие сэр Оуэн привык брать под контроль.

– Итак, это была досадная случайность, мы все это видели… Давайте сядем и попросим служанок здесь подмести.

Чистоту навели мгновенно. Когда страсти улеглись (впрочем, память о разбитых часах продолжала витать над собранием – по крайней мере, надо мной), сэр Оуэн снова взял слово:

– Ну что же, Чарльз. Так или иначе, твоя история, более или менее тревожная, насчет которой любой из нас волен придерживаться собственного мнения, для меня и доктора Квикеринга сводится к необходимости устроить ментальный театр, который исследует необычные сны и таким образом ответит на вопрос, почему тебе снились эти, так сказать, кошмары, в которых тебе являлись персонажи собственных книг. Персонажи, напророчившие такие события, которые, по твоему мнению, сбываются, правильно?

– Они сбываются, Оуэн, – мрачно подтвердил Кэрролл.

– Что ж, тогда мы и этому найдем непротиворечивое объяснение. – Сэр Оуэн изогнул свою тоненькую птичью шею, всю в морщинах, чтобы посмотреть на ментального драматурга. – Как тебе идея, Альфред? Я думал о спектакле «белого состояния»…

– Хороший выбор, доктор. – Голос драматурга снизился сразу на несколько октав.

Шея премудрого старца изогнулась в противоположную сторону. Прочности ей было не занимать.

– Что касается вас, дражайший доктор Понсонби, я благодарен вам за информацию, которую мы и так знали, и я прошу вас о помощи в организации нашего театра, а также прошу позабыть обо всех разногласиях, которые могли возникнуть здесь ранее. Если ваши сомнения касательно участников группы, в которую входит и мистер Икс, не позволяют вам оказывать содействие, объявите об этом прямо сейчас, и мы не будем понуждать вас к участию…

Я никогда так не восхищалась им, как в тот момент. Браво, сэр Оуэн!

Понсонби распрямился с поспешностью человека, которого кто-то (клянусь вам, этим «кем-то» мечталось быть мне самой) ущипнул за самую нижнюю часть спины.

– Доктор! Увидеть, как вы режиссируете «белое состояние»!.. Не скажу, что это было мечтой всей моей профессиональной жизни, но это определенно входило в число моих главнейших желаний! Вы делаете нам щедрый дар, недостойный нашего скромного пансиона! Мы постараемся быть на высоте, и я… – добавил Понсонби, хотя и с усилием и даже со смирением, – я хочу попросить… прощения за свое недавнее поведение. Мистер Икс пользуется моим полнейшим уважением, ну пусть не полнейшим, но большим, и ему это известно…

Мой пациент ничего не сказал. Молчание камня.

– Я уверен, наше сотрудничество будет плодотворным, – заверил сэр Оуэн. – В письме вы сообщали, что располагаете необходимым пространством…

– Я уже начал готовить наш подвал, доктор. Если хотите, вы можете осмотреть его прямо сейчас…

– Пожалуй, будет лучше, если мы…

Поначалу было непохоже, что все мы услышали то, что услышали.

Я написала «было непохоже», потому что звук совершенно не сочетался с местом, где мы находились, – освещенной комнатой с коврами, постелью и креслом. Мы просто в него не поверили.

В общем-то (я хорошо запомнила), случилось ровно то же, что обычно случается в трагедиях: сэр Оуэн продолжал говорить не потому, что не расслышал (он даже на мгновение прервался, чтобы нахмуриться), а потому, что не распознал или не захотел распознать этот звук.

Первым, как на пружинах, снова подскочил Дойл.

– Это женский крик, – сказал он.

8

В первый момент вся сцена напомнила мне те абсурдные ситуации, на которые Кэрролл не скупится в своих книжках для детей.

Произнеся эти три слова, Дойл прошагал к двери.

Это была его энергичная военная походка, характерная для человека, который всегда готов защитить более слабого. Дойл открыл дверь, что-то, вероятно, увидел снаружи, коротко вскрикнул и скрылся из виду.

Мы смотрели на распахнутую дверь, рты наши находились в сходном положении.

А потом крик повторился.

Скорее это было похоже на завывание.

Я никогда не слыхала ничего подобного в Кларендоне. Кожа моя покрылась мурашками. Но вот я услышала другой голос: это была Брэддок.

Я уже говорила: непонятный страх делает меня трусихой, но просьба о помощи заставляет меня вмешаться. И я поспешила к двери.

Я едва сознавала, что и остальные суматошно ринулись вслед за мной.

Когда я оказалась в коридоре, у меня была одна-единственная секунда, чтобы хоть что-то увидеть, прежде чем в дверь повалили все остальные. Было время ужина, и служанка, развозившая еду, виднелась в глубине коридора рядом со своей тележкой, а Мэри Брэддок бежала прямо ко мне.

– Ведра с водой, ради Господа!.. – кричала Мэри. Слезы катились по ее опухшему лицу. – Возвращайтесь по своим комнатам! Запирайте!.. Ведра с водой, ради Господа!..

Паника начала охватывать и пациентов, когда лорд Альфред появился из своей комнаты; рядом с ним находилась Сьюзи Тренч; она бросила взгляд в глубину коридора и завопила. Я обогнула Сьюзи и бросилась туда, где стояла служанка. Девушка рыдала возле полупустой тележки. Я решила, что и кричала тоже она. И поняла, что происходит, еще раньше, чем достигла порога последней комнаты.

То, что происходило, еще не перестало происходить.

Закрытая дверь переливалась золотисто-оранжевым светом.

Изнутри веяло пугающим жаром. И невероятным запахом.

– Силы небесные! – простонала я, прежде чем заглянуть внутрь, и, стоило мне произнести эти слова (точно они были заклинанием), как из комнаты появился Дойл с наброшенным на руку пиджаком – дымящимся и обгоревшим.

– Тащите ведра! Джимми! Мистер Уидон!

Он сбросил пиджак на пол – так змеи меняют кожу.

Я прикрыла рукой рот и заглянула в комнату.

Языки пламени лизали матрас в изножье постели, жар был нестерпимый, а еще этот всепоглощающий гул огня, который всегда напоминает мне неразборчивое бормотание публики перед началом спектакля, пользующегося успехом. Пожар был юный, но уже амбициозный, стремящийся наверх. Очевидно, Дойл пытался погасить огонь своим пиджаком, но потерпел неудачу. В источнике пожара ничего таинственного не было: перевернувшийся ночник рядом со столиком – на них упал стул. А стул повалила – это тоже было несложно вычислить – нога того, кто сейчас являл собой второй ужас.

Этот второй ужас начинался с паривших над огнем туфель. Туфли переходили в носки, брюки и прочие детали мужского костюма, а сам мужчина висел на веревке, каковой послужил один из толстых шнуров для фиолетовых штор (их так и не удосужились правильно закрепить); конец шнура был привязан к крюку от люстры, которую тоже не успели поправить. Я узнала