Фебус. Недоделанный король - Дмитрий Старицкий

— Фернандо Оньяс, сир. К вашим услугам…

Ага… теперь мне все стало ясно. Оньясы снова вышли на тропу войны, чтобы добить ненавистных Гамбоа. А для придания себе легитимности решили опереться на меня. Точнее, на мое имя. И решили это явно в последний момент, только потому, что я повесил двух Гамбоа. Посему и признали меня вдруг своим сеньором. Вряд ли на это решение повлияли мои душещипательные беседы у камина с доном Мартином. Как я уже понял, мне достался хоть и пылкий, но очень прагматичный народ.

— Дон Фернандо, я с удовольствием приму этих милитов к себе на постоянную службу, после того как у вас отпадет в них надобность. Дорожный разбой — беда не только ваших мест, так что опытные в этом ремесле люди всегда пригодятся. Особенно если они умеют обращаться с огнестрельным оружием.

Вот так вот, господа хунтерос, вооружите их для меня еще пистолетами или аркебузами за свой счет. И обучите стрельбе. А кто сказал, что будет легко? Должен же и я поиметь хоть какой-то бонус с вашей феодальной войны.

Делегаты снова поклонились, показывая свое удовлетворение моим решением.

— И еще, кабальеро, — заострил я тему, — я считаю, что разбойничьи гнезда в горах и предгорьях должны быть разрушены, чтобы впредь они не создавали новой угрозы. Я бы даже предложил вывезти оттуда весь камень от разрушенных замков в ближайшие города и продать на стройки. Чтобы труднее было эти разбойничьи гнезда восстановить. А вырученные деньги пустить на содержание этих милитов.

На этот раз доблестные рыцари не смогли сдержать радостных улыбок и одобрительных взглядов на дона Мартина. Ну точно, это он заварил всю бодягу с выборами меня по новой. И добавил в эту бочку меда ложку дегтя.

— Но и вы, господа, помогите мне в будущей войне с руа франков, — кинул я пробный шар.

Четверть миллиона мараведи с Бискайи я уже слупил, надо, чтобы и эти перцы раскошелились за разрешение закончить их феодальную войну в свою пользу.

— Сто тысяч мараведи мы готовы передать вам сразу после ваших клятв под Отчим деревом, — торжественно произнес дон Фернандо обволакивающим баритоном, словно осыпал меня золотыми монетами.

Видимо, я зримо скривился от такого «щедрого» предложения, потому что третий делегат поспешно добавил:

— Это только единовременно, сир. А до Рождества мы обязуемся вам дослать еще четыреста тысяч мараведи серебром. Мы более богатая страна, чем Бискайя, — добавил он не без гордости.

А я прикинул, что эти четыреста тысяч они за это время отберут у Гамбоа. Но не все ли мне равно? Деньги не пахнут, а для войны, как сказал двести лет тому вперед граф Раймондо Монтекукколи, нужны всего три вещи: деньги, деньги и… деньги.

— Таможня в портах? — спросил я, припоминая свои бодания с хунтерос Бискайи.

— Это, сир, как всегда по обычаю. Ваша доля будет вам отправляться раз в три месяца, — подтвердил дон Мартин. — И еще, сир. Мы подобрали вам два десятка толковых сирот в возрасте от семи до десяти лет в вашу Картографическую школу. Вы их примете?

— Это действительно сироты? Не детки хитрых родителей, решивших получить для своих чад бесплатное образование?

— Право, сир, это необоснованные подозрения, — возмущенно заявил дон Оньяс.

— Ну если так, то я предупрежу в Дьюртубие — их там будут ждать. — И добавил, широко улыбнувшись: — Я считаю, что за это стоит выпить вина, кабальеро.

Торжественное богослужение в соборе, принесение мною клятв под дубом и поцелуйный обряд обмусоливания моих рук прошли в штатном режиме без задержек и накладок. Несколько чопорно. Но все такие церемонии везде обладают чопорным характером. Где больше, где меньше. Такова натура людей.

Как только вельможный народ начал рассасываться с площади, с песнями ввалились в Гернику нанятые мною хинеты. Через полтора суток после нас и без валлийских стрелков.

— А где мои валлийцы? — спросил я Алехандро Ибаррури, встретив свое войско на площади.

— Ушли с обозом в орденский замок, сир, — хитро улыбнулся баск.

— Все же вы разграбили это разбойничье логово? — скорее констатировал я, чем спросил.

— Сир, не бросать же бесхозное добро посреди леса… — хозяйственным тоном пояснил Алехандро, — тем более вы же сами приказали нам разрушить башню и стену… А там такие интересные захоронки обнаружились… — приподнял он брови в удовольствии. — Опять же жены каторжников напросились уйти вместе с мужьями — мы не нашли сил им отказать. Ну и остальную челядь, которая оставалась там, мы тоже забрали — не пропадать же им с голоду. Скот, повозки… там теперь только груда камней осталась. Пришлось постараться…

— А?.. — хотел я спросить.

Но Ибаррури меня перебил:

— Все люди с этого разбойного гнезда следуют в Дьюртубие вместе с обозом.

— Сколько с тобой хинетов?

— Все здесь, сир. С валлийцами только один десяток отправил для разведки дороги.

— Располагайтесь неподалеку, но пусть кто-то из твоих людей постоянно дежурит при мне, чтобы вас быстро собрать, если понадобитесь. Я остановился в доме викария.

Но на этом неожиданности не кончились. К вечеру в город прибыла большая толпа рыцарей — копий пять. Мы их увидели на площади, когда выходили из церкви Санта-Мария ла Антигу с вечерней службы. Точнее, носителей золотых шпор было всего пятеро, но при каждом состояло по паре сержантов, вооруженных как самые настоящие рыцари — доспехи миланские, даже кони в броне. Только вместо гербов на них значки сеньора. И у каждого по два-три коня. Пажи, оруженосцы, кутильеры и слуги. Обоз еще. Площадь они основательно запрудили.

Я посмотрел на Микала, но тот только пожал плечами — не знает таких.

Неожиданно дон Саншо выступил вперед и спустился с церковной паперти. Все пять рыцарей спешились и стали перед ним на одно колено. Буквально на секунду. И передали ему письмо.

— Саншо, я жду тебя на ужине! — крикнул я ему с паперти и, не ожидая ответа, пошел в дом викария.

Моя свита проводила меня до ворот и пошла дальше к кладбищу, где уже по традиции рядом с погостом был разбит наш лагерь. Со мной остались только мои оруженосцы, паж, Микал и Марк.

Двое амхарцев встали на часы у дверей. Со стороны улицы. Вызывая у прохожих любопытство своими маренговыми лицами.

А мне не давали покоя эти новоявленные рыцари, что привезли Саншо письмо. Когда я переодевался к торжественному ужину, то припомнил нечаянный разговор по дороге, утром, после последней ночевки в лесу. Я тогда подумал, что столько времени прошло в этом мире, а я все еще так мало знаю о Саншо, хотя он каждый день со мной рядом. И спросил, подгадав, когда кони в очередной раз перешли на шаг:

— Саншо, а когда ты решил жениться на моей сестре?

Саншо сверкнул своим единственным глазом, но ответил вполне добродушно:

— Знаешь, Феб, это у меня очень старая любовь. Можно сказать, с детства. Я понял, что Каталина станет моей женой, еще когда был пажом у твоей матушки в Фуа. Это случилось в год гибели твоего отца на турнире в Руссильоне. Меня тогда, как самого младшего из пажей, оставили возиться с вами — тобой и Каталиной. Она была такое прелестное дитя и такая смешная… А потом все приехали из Руссильона в великом горе, и был траур по принцу Гастону. Я так и остался состоять при ваших «мамках» и няньках, и игрался с вами. Потом, примерно через год, меня взяла к себе пажом дама Мадлен, вдовствующая принцесса Вианская, Беарнская и Андоррская…