Желанная и вероломная - Хизер Грэм

Оказалось, Эрик не один: трое его людей окружили дом со всех сторон.

Оставив коней за пригорком, северяне подобрались к дому поближе, она вышла, а Дэниел находился наверху.

«Но почему они не схватили его сразу? — удивлялась она. — Почему не набросились с саблями или не попытались пристрелить?»

Она хотела было криком предупредить Дэниела, но Эрик грубо тряхнул ее.

— Нет, Келли, не вынуждай меня стрелять, он нужен мне живой.

— Почему же вы его не схватили?

Эрик замялся и злобно стиснул зубы.

— Потому что с ним его проклятая сабля!

— Но ведь вас четверо!

Дабни отвел взгляд в сторону.

— Похоже, ты не знаешь, что за гостя ублажала в своем доме. Это же Дэниел Камерон!

— Я знаю.

— Не сомневаюсь. Уверен также, что ты еще много чего о нем знаешь.

Несмотря на все усилия не реагировать, она густо покраснела. Капитан еще крепче сжал ее руку.

Встретившись ним взглядом, Келли увидела в его глазах неприкрытую ненависть. Теперь он явно с удовольствием стер бы ее с лица земли.

Девушка вздернула подбородок. Надо выиграть время, чтобы Дэниел успел уйти! Эрик, однако, все понял. Летели секунды, минуты… Ей стало страшно.

— Верни его, — приказал Эрик, сверля ее взглядом.

Келли покачала головой:

— Не могу. Он ушел. Ты все видел своими глазами.

— Да, я видел каждый миг прощания… Мерзкая шлюха! — вполголоса добавил он.

Ярость придала Келли силу, и она с размаху закатила ему пощечину. Один из солдат Дабни охнул от неожиданности.

Эрик схватил ее за волосы и потянул, да так сильно, что она тихо вскрикнула — главное, чтобы не услышал Дэниел.

Правда, теперь он уже, наверное, ушел далеко.

Эрик тем временем притянул ее к себе и горячо зашептал на ухо:

— Ты вернешь его сию же минуту. Скажешь ему что-нибудь, сама придумаешь что. Уговори его не уходить до сумерек. Можешь пообещать ему… — Он еще больше понизил голос и пояснил, что именно.

Келли, кипя от ярости, попыталась вырваться и ударить его, но не смогла.

— Мерзавец! — процедила она сквозь зубы. — Подумать только — и ты был другом Грегори!..

— Подумать только — ты была его женой! — усмехнулся он.

— Однако ты бы не стал возражать, если бы я выбрала тебя, не так ли?

— Капитан, — прервал их перепалку молодой солдат, — полковник Камерон почти перешел кукурузное поле!

— Беги за ним скорее и верни домой.

— Зачем, черт возьми, мне это делать?

— Потому что иначе я его убью. Я не стану нарываться на его саблю, а просто-напросто пристрелю.

Келли судорожно глотнула. Эрик, похоже, не шутил.

— Ты его боишься, — пробормотала она. — Боишься его сабли. Вы, все четверо, испугались одного конфедерата…

— Смотря какой конфедерат, мэм, — отозвался подчиненный Эрика; он нервно откашлялся и поглядел на командира. — Мы не хотим убивать его, мэм. Надо просто взять его в плен. А тогда он останется жив.

— Но если ты не вернешь его, Келли, он умрет, — ? — зловеще произнес Эрик.

К ее удивлению, капитан ее отпустил и теперь смотрел ей в глаза жестким непрощающим взглядом.

— Предположим, я смогу его вернуть и привести сюда, что дальше? — спросила девушка. — Ведь сабля-то у него все равно останется.

— Уверен, тебе нетрудно будет снять ее, Келли. Думаю, ты без труда снимешь с него что угодно. Мне крупно повезло.

— Не знала, что ты такой жалкий трус, Эрик, — ледяным тоном отозвалась она.

— А я не знал, что ты такая жалкая потаскуха. Правда, это к делу не относится, во всем виновата война.

— Разве мало вокруг смертей? Пусть себе идет.

— Слушай, не тяни время. Он может уйти слишком далеко, и мне тогда придется рисковать жизнью своих лучших снайперов, чтобы пристрелить его. Он не просто враг, Келли, он один из самых опасных врагов.

Девушка все не двигалась с места, раздумывая. Они охотились на Дэниела, а поскольку он был слишком занят ею, им удалось подобраться незамеченными.

Если она откажется вернуть Камерона, они подстрелят его в поле.

— Если он так опасен, то пусть уходит, — ответила она.

Эрик, злобно прищурившись, скривил свой рот в недоброй ухмылке:

— Если я его возьму в плен, меня, возможно, ждет повышение, миссис Майклсон. Черт бы тебя побрал! Ты хоть представляешь себе, сколько янки он уничтожил? Или тебе уже все равно? Может, для тебя больше не имеют значения ни твой отец, ни твой муж?

— Мой муж убит и похоронен. И ничто не сможет вернуть его к жизни.

— Ну хватит! Решайся. Считаю до трех, и если на счет «три» ты не кинешься в поле, я его убью. Осыплю поле таким градом пуль, что на нем ни одной травинки не останется! Поняла?

— Убери руки, — холодно бросила она Дабни.

Он сразу же ее отпустил.

— Бегите, миссис Майклсон, — прошипел он ей на ухо. — Да поторапливайтесь, пока он еще не слишком далеко!

Келли отступила, не сводя глаз с Эрика. Она никогда не простит ему такое, потому что ее не простит Дэниел. Но времени на размышление не было. Как только Эрик скомандовал, она побежала.

Камерон шел быстро, но осторожно.

Во всей округе на полях не осталось почти ни одного растения — все было скошено до основания ураганным артиллерийским и ружейным огнем обеих сторон. И все же Дэниел отыскал небольшой островок кукурузы и сейчас двигался под ее прикрытием. Конечно, было бы разумнее дождаться темноты, но тогда ему захотелось бы проститься с Келли как следует.

Вернее, так, чтобы она не сумела его забыть. И сколько бы ни продолжалась война, что бы за это время ни произошло, кто бы ни появился в ее жизни, она не смогла бы полюбить снова, потому что чувствовала бы на себе печать его любви. А потом он бы вернулся к ней.

Ах, какой он глупец! Разве можно такое гарантировать, пока идет эта проклятая кровавая бойня? А когда война закончится, что он сможет ей предложить? Опустошенную землю? Нет, Господь не допустит, чтобы Камерон-холл разрушили! А что, если они навсегда останутся врагами? Какие чувства будут испытывать друг к другу победитель и побежденный?

Камерон на мгновение остановился и закрыл глаза, превозмогая захлестнувшую его боль.

Он ее любит! Любит сильнее, чем ему казалось. Какая мука!

Ему захотелось вернуться хотя бы на часок, чтобы только обнять ее, обнять еще разок!

И куда он так заторопился? Впрочем, с каждым часом, проведенным вместе, расставаться становилось все труднее.