Последняя драма Шекспира - Наталья Александрова

– Нет, есть еще сам разговор. Я его записал и попытаюсь что-нибудь из него выжать.

– Да что из него можно выжать? Он же изменил голос! Не поймешь даже, мужской или женский!

– Мои эксперты поработают с записью. Возможно, искажения голоса получится убрать. Кроме того, можно проанализировать лексическую и семантическую составляющие, они не изменяются никакими техническими средствами.

– Говори человеческим языком!

– Можно проанализировать его словарный запас, то, как он строит фразы. Таким образом можно выяснить о нем довольно много – откуда он родом, где учился…

– Это займет кучу времени и принесет ноль результата! Короче, что мне делать?

– В конечном счете вам решать. – Кондратьев отвел глаза. – Это зависит от ваших приоритетов.

– Ты прекрасно знаешь, главный мой приоритет – Маша! Ради нее я готов отдать любые деньги!

– Что ж… тогда принимайте их требования.

– Черт! – Федорин грохнул кулаком по столу, поморщился от боли. Потом он проговорил, обращаясь к Кондратьеву: – Ты слышал, что я потребовал от них подтверждение того, что Маша жива и здорова? Они захотят подтолкнуть меня и пришлют такое подтверждение. Твоя задача – не облажаться на этот раз. Собери всех людей, сделай все, что можно, но перехвати человека, который принесет вторую посылку.

Закончив эту тираду, Федорин встал и вышел из комнаты. Пройдя в гостиную, он снова достал свой мобильный телефон, набрал номер и проговорил:

– Начинай продавать мои акции.

В трубке зазвучал озабоченный голос:

– Но, Николай Васильевич, сейчас очень неудачный момент… сейчас продавать очень невыгодно! Вы же сами знаете! Нужно выждать хотя бы несколько дней!

– Ты что – плохо слышишь? Я сказал – начинай продавать! Сначала небольшими пакетами, постепенно увеличивая объем. Увеличивая до максимального.

– Я бы очень не советовал…

– Ты мне еще будешь советовать! Твоя задача – делать то, что я прикажу!

– Понял.

– А если понял – исполняй! – И Федорин нажал отбой.

Кондратьев в комнате охраны дослушал разговор шефа, спрятал клон его телефона и достал еще один мобильник. Набрав на нем короткий номер, проговорил вполголоса:

– Все сработало. Он приказал начать продажи. Да, можете не сомневаться, я сам слышал. Да, я прослушиваю все его телефоны. Кстати, хочу вам напомнить, что вы сегодня же должны перевести на мой счет в Сингапуре первую половину суммы. А я и не волнуюсь – у меня все под контролем. И имейте в виду – не надо со мной играть. Я сам в этих играх собаку съел.

И он спрятал второй телефон.

Утром, с трудом проснувшись, Лиза вспомнила разговор с Жоржиком и уселась за компьютер. Концерн «Оксидентал» был широко представлен в Интернете. Он включал в себя несколько фирм, крупных и не очень, и среди них была фирма по продаже и установке охранного оборудования, которая называлась «Око Ра». И был указан ее логотип – на голубом поле стилизованный рисунок глаза.

Лиза внимательно прочитала все дифирамбы, которые концерн расточал сам себе, потом пошли фотографии. Первым был большой цветной снимок, на котором губернатор вручал владелице концерна Татьяне Кацупе памятный знак «Бизнесмен года».

Кацупа была женщиной что надо – коренастая, с широкими плечами борца и совершенно без талии. Такую фигуру трудно замаскировать, но она и не пыталась. Костюм на ней был дорогой, но сидел отвратительно, было видно, что стриглась она в хорошем, престижном салоне, но мастер ничего не смог сделать путного, и нельзя его за это винить. Он все-таки парикмахер, а не волшебник.

Лиза увеличила фотографию, чтобы было видно лицо. Да уж, такую физиономию раз увидишь – не скоро забудешь. Само лицо красное, а черты как будто топором вырублены. Глазки маленькие, цепкие, как глянет, так оторопь берет. Серьезная женщина Татьяна Кацупа, с такой шутить нельзя, все у нее по струнке ходят. Вот из кого Кабаниха отличная вышла бы!

А на лице у нее особого почтения ни к кому нету, даже к губернатору. Сразу видно, что если ей что надо, так она это получит. Очень в себе уверена. Любой вопрос решит, причем уговаривать не станет, если надо кого пугнуть, так у нее для этого специальные люди есть.

Так что захотела она Жоржика – он тут же прибежал. Противный все-таки парень, и что только Анна в нем нашла…

Ладно, с Жоржиком все ясно, с ним Лиза больше и двух слов не скажет, он вообще никому не нужен. А ей надо выбросить из головы все постороннее и сосредоточиться на роли Дездемоны. Сегодня последняя репетиция, а завтра – спектакль.

Лиза пришла в театр пораньше, чтобы никто не мешал гримироваться, и возле двери своей гримерки столкнулась с Главным.

– Елизавета, – проговорил он со своим обычным мрачным выражением, – перебирайся в гримуборную Анны.

– Что?! – Лиза широко распахнула глаза. – Как… как это можно?

Она подумала, что такая рокировка означает признание того страшного факта, что Анна больше не вернется. Что ее, может быть, уже нет в живых.

– Но ведь ты теперь играешь ее роли. Тебе здесь будет удобнее. Да вообще я тебя что, уговаривать должен? Другая бы руками и ногами ухватилась за это предложение! И раньше надо было это сделать, да вот полиция только сейчас разрешение дала.

– Но Анна… вы что – думаете, что она… что она уже…

– Ничего такого я не думаю! – отмахнулся Главный. – У нас не так много помещений, чтобы они пустовали! Вернется Коготкова, тогда и будем решать! Короче, это не обсуждается! Ты сегодня же перебираешься в ее гримерку!

С этими словами он развернулся и ушел.

В театре приказы Главного не обсуждались, как не обсуждаются приказы в армии, и Лизе ничего не оставалось, как подчиниться. Тем более что ей пора было готовиться – до спектакля оставалось совсем немного времени.

– Ты теперь у нас прима, – с плохо скрытой завистью сказала Вера Зайченко, – тебе положено отдельное помещение.

Верка хотела получить роль Эмилии – ту, которая раньше была Лизиной, однако Главный взял на нее новенькую Настю Голубеву. Откровенно говоря, Верка сама виновата, потому что роль Эмилии у нее не была готова. Начала она на прослушивании запинаться и мекать, зато Настя отбарабанила все без запинки. Так что сердиться в данном случае Верке можно было только на собственную лень. Но Лиза не стала ей об этом напоминать – еще не хватало ругаться перед спектаклем.

Она молча собрала свои немногочисленные пожитки, перенесла их в гримуборную Анны и села за ее стол гримироваться.

Приходилось признать, что эта гримерка была куда удобнее – большое зеркало с отличной подсветкой, пушистый ковер на полу, просторный шкаф для театральных костюмов и собственной одежды. Да уже одно то, что комнату ни с кем не нужно было делить, и она чувствовала себя гораздо свободнее.