Средний путь. Карибское путешествие - Видиадхар Сураджпрасад Найпол

В вест-индских городах история как будто мертва или ничего не значит — может быть, потому, что прошлое здесь такое невообразимое, может быть, все дело в освещении или в том, что очень многое здесь только что сляпано на скорую руку, а здешнее убожество такое современное. Чтобы почувствовать прошлое, нужна пустынность этих гвианских рек. Эти реки, этот буш, эти валуны — такие же, как и до открытия Нового Света, такой же пейзаж — речные берега, ощетинившиеся поваленными мертвыми стволами, буш — не отдельные деревья, но нечто задрапированное, украшенное фестонами и тяжелое, разлагающееся, живые деревья, точно белые колонны, и ветви, как белые вены в тусклой зелени, которые ковром отражаются в черной воде.

Кажется, все это еще не открыто. Но эта пустынность — иллюзия. Речные берега усеяны небольшими поселениями и лагерями индейцев, шахтеров, дровосеков. Тропы и даже дороги проходят через буш в самых неожиданных местах. Дорога на Бразилию начинается в Бартике. Сначала бетонная (экспериментальное покрытие), вскоре она обращается в грунтовую и, широкая и красная, идет через буш, с экспериментальными дерновыми обочинами, неубедительно налепленными на белый песок у края леса. Деревья, которые она открывает взгляду, выглядят как доисторические животные с огромными телами и малюсенькими головами; песок, местами белый как снег, навевает мысль о снегопаде в разгар лета; а зумпфы для глиняного раствора — цвета мятой, ржавой фольги. Апельсиновые деревья или гондурасская сосна могут расти на такой почве, а вот заново вырастить большинство пород с твердой древесиной не удается. Вскоре широкая красная дорога превращается в тропу, и тропа продолжается до реки Потаро, где и заканчивается, не дойдя восьмидесяти миль до Бразилии. На внутренних территориях легко представить себе, что Британская Гвиана — это земля временных лесных росчистей, экспериментального дорожного покрытия, дорог, которые исчезают или, как коровьи тропы из Рупунуни, опять возвращаются в буш.

Меняются и представления о числах. Двадцать человек это толпа; сотня — это город. Возвращаться обратно в Джорджтаун это не только двигаться из прошлого в настоящее, это еще и двигаться из пустынного в сверхпере-полненное. На побережье, где искоренили малярию, наблюдается демографический взрыв — и земельный голод. Количество детей в Джорджтауне пугает. В полдень улицы в районе Албустаун выглядят как школьный двор на перемене. Даже сейчас существует безработица. Переселение на побережье в места, где еще много неиспользованной земли, очень дорого, освоение внутренних территорий еще дороже. И потому миграция из Британской Гвианы с населением в 600 000 человек на 80 000 квадратных миль возрастает. И нельзя избавиться от ощущения, что эта ситуация какая-то до удивления гвианская.

Из «Гвиана График», 18 января 1961 года:

Мнение «График»

Бери ту работу, которая есть

Вчера нам попалось интересное рекламное объявление. В нем сказано «Требуется прислуга». Указывалось, что будут положены хорошие зарплаты и обеспечены хорошие условия жилья.

Эти рабочие места свободны в Макензи, шахтерском городке демерарскойбокситовой компании «Лимитед».

В Макензи нужны не только повара и горничные. Много других возможностей предлагается в городе и его окрестностях. Повара и горничные — это полезные домашние помощники. Их надо ценить и принимать.

По причине огромной безработицы в Б.Г. многим женщинам и девушкам не стоит пренебрегать этой стезей. Нет ничего унизительного, по крайней мере, не в глазах по-настоящему достойных людей, в такой профессии. Ведь если нет домашней прислуги, то все рутинные обязанности выполняет хозяйка дома.

А можно ли сказать, что домашняя хозяйка унижает себя потому, что должна выполнять домашнюю работу? Думать так было бы абсурдом. Нет ничего внутренне унизительного ни в какой работе.

Было бы прекрасно, если бы это стало понимать большее число безработных женщин и девушек нашей страны; они использовали бы возможность зарабатывать себе на жизнь, вместо того чтобы выбирать обратное и оставаться безработными и не защищенными от всевозможных дурных влияний.

Джаганы — самые энергичные политики-пропагандисты в Вест-Индии. Каждые выходные они или их коллеги отправляются в какой-нибудь из районов страны. В эти выходные они собирались в Бербис, на родину доктора Джагана, которая, по отзывам многих, является самой «прогрессивной» частью страны, и пригласили меня с собою. Доктор Джаган сам должен был забрать меня из отеля.

А я опоздал. Я отправился в ресторан через дорогу «по-быстрому» перекусить. Сорок пять минут ожидания, три минуты поедания (яичницы). Когда я вернулся, доктор Джаган стоял, опершись на высокий табурет у барной стойки. Он был в спортивной рубашке и выглядел отдыхающим. Тут я вспомнил о стирке. Я помчался к себе в комнату и спустился со свертком грязной одежды, которую оставил бармену вместе с чаевыми. (Это не сработало. Когда я вернулся два дня спустя, вещи так и лежали под стойкой, глубоко озадачив, как выяснилось, бармена следующей смены.)

Джаганы живут в непритязательном одноэтажном деревянном доме, стоящем, как принято в Гвиане, на высоких сваях.[*] Внизу у них живет ручная обезьянка, а наверху нет ничего, что отлйчало бы этот дом от множества других домов Гвианы, кроме набитых книгами полок и журнального стеллажа (среди журналов есть и «Нью-Йоркер»).

В Бербис ехали всей семьей. Двое детей Джаганов, мальчик и девочка, должны были остаться с матерью доктора Джагана. Дети отнеслись ко мне с полнейшим равнодушием; и если судить по тому, что говорилось и писалось о них, в особенности о мальчике, меня это не удивило. Вскоре появилась и миссис Джаган. Она быстро собралась — есть должны были в машине — и чуть-чуть задержалась, выбирая книгу. «Бродяга» Колетт (в Вейкенаме она читала Дорис Лессинг)[13]. В машине было тесно, но к нам должны были присоединиться еще двое детей брата доктора Джагана, Сирпаула. Мы забрали их возле деревянного дома на другой улице. «Как на пикник», — сказал доктор Джаган. Это так и выглядело, особенно когда они раздали детям апельсины и бананы.

Я узнал, что один из братьев доктора Джагана — мой тезка, и мы поговорили об именах. Миссис Джаган сказала, что когда Сирпаул был в Нью-Йорке, он с удивлением обнаружил, с каким почтением к нему относится прислуга. Надпись на счете все объяснила: счет был адресован сэру Паулу и леди Джаган.

Мы все еще ехали через Джорджтаун. Негр на велосипеде крикнул: «Кули все равно, даже если Джаганы их похоронят!»