Ричард Длинные Руки. Демон Огня и Стали  - Гай Юлий Орловский

Женщина остановилась, я приглашающе откинул для нее край одеяла. Она пошла короткими, но быстрыми шажками, обеими руками медленно взялась за края капюшона, подняла и опустила на спину.

Красивая женщина, но не Мишелла, я сказал ровным голосом:

– Эльзивелла, не так ли?.. У вас очень верная подруга.

Она робко улыбнулась.

– Мишелла просто замечательная! Я ее люблю и просто обожаю.

Я чуть подвинулся на ложе и приглашающе похлопал ладонью по перине. Эльзивелла дернула шнурки у подбородка, плащ соскользнул и беззвучно сложился на полу вокруг ее обнаженных ног ровными складками, напоминающими валики на боках дородной женщины.

Эльзивелла скользнула под одеяло и застыла там, задерживая дыхание, словно только сейчас устрашилась собственной дерзости.

Хрурт раздвинул полог, я прикрыл ладонью глаза от яркого света. Рядом тихонько посапывает обнаженная женщина, а в черепе медленно затихает грохот Демона Огня, пожравшего села и города, сейчас вон рушит Волсингсбор, а я лежу связанный у него на пути…

– Чё, – спросил я хриплым голосом, – уже утро?

Хрурт сказал негромко:

– Да, ваше величество. Сэр Альбрехт посоветовал разбудить вас несколько раньше.

– Что-то случилось?

Он указал взглядом на Эльзивеллу. Она, не раскрывая глаз, сладко зевнула, показав красный ротик, изящно потянулась, вроде бы нечаянно выставив из-под одеяла изящные груди.

– Да-да, – согласился я, – сэр Альбрехт точен даже в мелочах. Леди Эльзивелла, ваш плащ так никто и не спер, он все еще на полу…

Она улыбнулась и грациозно поднялась с постели, не обращая внимания на хмурого Хрурта.

– Ваше величество, – прощебетала она чарующим голосом, – это самая счастливая ночь в моей жизни!

Хрурт проводил ее до выхода, в коридоре мелькнули какие-то лица: Альбрехт все предусматривает, явно пара знакомых Эльзивеллы, убедятся, что в самом деле провела ночь с императором. Может быть, у них какое-то пари.

Я вздохнул и откинулся на подушки. Вроде бы выспался, много ли мне надо, но и в короткое время сна отступал под натиском Демона Огня, не в силах отстоять от него прекрасный город, а вдали медленно вырастают чудовищные фигуры Великих Магов, что поднимаются из пещер и задевают головами облака.

И осталось ощущение тяжелой и безнадежной борьбы, которую проиграл.

Хрурт распахнул дверь, неслышно вошел Альбрехт, пышно одетый и в шляпе, но не снял в приветствии, мы одни, подошел и сказал быстро:

– На первом этаже я обогнал ваших будильщиков. Идут медленно и важно, как гуси, мы бы с Хруртом успели удавить ваше величество. Не знаю, откуда лорд-канцлер узнал, но еще вчера вечером просил как-то деликатно намекнуть, что в королевскую спальню могут входить только жена и любовницы… Как я понял, имеет в виду одну из четырех. Хотя, возможно, всем четверым разом тоже разрешено, если учитывать здешние ндравы, как вы иногда в своем заковыристом лексиконе…

Я буркнул:

– А что не так?

– Любовницами, – уточнил он, – называют только внесенных в реестр и допускаемых по протоколу со всеми их правами, которых вообще-то нет, а все остальные не считаются.

– Понял, – ответил я в нетерпении, – но та женщина, что сегодня пролежала, как бревно, в моей постели, замещала леди Мишеллу, о чем Мишелла не просто в курсе, но и по ее просьбе!

Он в изумлении покрутил головой.

– Да у этой Мишеллы просто золотое сердце!.. А говорят, они есть только у мужчин. Я имею в виду мужскую дружбу и взаимовыручку. Но только можно ли считать эту заместительницу просто выполняющей роль вашей официальной любовницы?

– Уверен, – сказал я.

– Все же уточню, – сказал он с самым озабоченным видом. – А так вообще-то, как намекнул лорд-канцлер, для адюльтера есть отдельные комнаты. Их много и в разных местах дворца. Чтобы далеко не ходить, оно того не стоит, просто кивнул какой-то с вот такими, два шага в сторону, закрыл за собой дверь, вдул, не снимая сапог, вышел и пошел мыслить и заниматься высокими государственными.

Я прислушался, в коридоре вроде бы еще тихо, сказал с тяжелым сарказмом:

– Вот как понимаете работу государственного деятеля, сэр Альбрехт!.. Раньше я хоть чувствовал вашу несерьезность, а сейчас говорите так искренне, и глаза честные-честные, просто плюнуть в них хочется.

– Может, – предположил он, – чувствительность потеряли?.. Ладно, я передал то, что постеснялся сказать лорд-канцлер. Сэр Джуллиан вообще-то стеснительный в таких вопросах, как ни странно, а теперь докладываю о мобилизации.

– С этого бы и начинали!

– Так я стараюсь, как здешние придворные, побольше о приятном, а о неприятностях вскользь… В казне не так уж много денег, потому большую армию не собрать. Думаю, все же надо перебросить на Маркусе сюда несколько тысяч северян. Армию рейнграфа Чарльза Мандершайда или стальграфа Филиппа Мансфельда, командующего первой ударной армией королевства Турнедо… они будут счастливы!

– Думаете? – спросил я с сомнением. – Хотя да, вдали от этой столицы они были бы незаменимы… Подумаю.

– А еще я соскучился по герцогу Ришару де Бюэю, – сказал он. – А вы?.. Правда, у вас там было что-то с женщиной, что переходила от вас к нему и обратно… но сейчас вы же уже не тот, ваше величество!

Я не понял, похвалил или обругал: все-таки я в чем-то еще тот, хотя уже и другой. Надеюсь, умнее, хотя многим я интереснее прежним жизнерадостным дураком, наивным и доверчивым, хотя уже тогда считал себя хитрым и прожженным циником.

– Подумаю, – повторил я, вспомнив, что следует говорить «мы подумаем», все-таки император, а здесь даже короли говорят о себе во множественном числе. – Но особо на северян не рассчитывайте. Пока нужно обходиться своими силами, как мы пообещали нашему Создателю.

– Мы?

– В лице Адама, – уточнил я. – Когда он покинул рай и объявил, что в поте лица своего будет добывать хлеб и растить детей, но не останется домашним животным в Эдеме… Все, уже сопят в коридоре! Вот в ту дверь, там туалет, переждете, пока уйдем, только стены не пачкайте.

Дверь из коридора медленно и торжественно распахнулась. В спальню начали входить лица из знатнейших семей империи во главе с принцем Кегельширом и принцессой Джеззефиной, строжайшими блюстителями имперских манер и придворного этикета.

В зал набралось с полсотни этих самых-самых, стало тесно и пестро от ярких костюмов и белоснежных париков с идеально ровными трубочками локонов, хотя вообще-то спальня может вместить целую армию.

Принц и принцесса приблизились к ложу, прямые и чопорные, с одинаково накрашенными лицами, принцесса присела в поклоне, показав верхушки сморщенных грудей, а принц произнес протокольным голосом: