Операция "Драконьи яйца" - Василиса Раса

— Так и з-знал, что меня поджидать станешь, — хохотнул другой кретин — Бачек.

— Зубы побереги! — увернулась от его руки Петра.

— К-какие зу-бы? — чуть растягивая звуки от холода, удивился боевик.

Она хотела ответить, что те, которыми так звонко дробь отбиваешь, но не успела.

— Вот эти! — донеслось от Платана, и что-то разъярённое рвануло в их сторону.

Петра юркнула за спину сгруппировавшегося боевика, рассудив, что гордости на поле боя не место.

— Маргнек? Ты что ль? — блокировав удар, пригляделся к нападавшему Бачек.

Петру облило ужасом. Вспышками мелькнули вопросы: Маргнек? Знакомая фамилия. Это кого он так назвал? Татовича что ли?! У Платана был Татович?! Это она ему про зимние панталоны рассказывала??? Боги! Что она говорила про то, что опозориться больше, чем она уже, невозможно? Возможно ещё как!

— Ты чего тут? — Бачек легко вывернул метившую ему в нос руку. — Не смотри, что я не при параде, зашибу ведь ненароком, — добавил серьёзно и как-то по-особенному грозно, что Петра вдруг напугалась, что он сейчас действительно Татовича зашибёт.

Смирна сделал странный жест и легко освободил из захвата руку. Молча врезался в Бачека всем телом, будто оборачивая противника вокруг себя.

Вокруг вдруг сделалось так безнадёжно темно, что у неё от ужаса подкосились ноги. Сверху над ней что-то оглушающе рыкнуло, будто от замка откололся ученический корпус. Бачек изумлённо сказал,

— Бес мне в драку… Ты чего это? — а потом дёрнул её за руку и, подтолкнув ладонью под зад, рявкнул:

— Беги!

Сбежать ей и самой очень хотелось, и не только с замкового двора, а из академии, а ещё лучше и вовсе из Ратицы. Поэтому она не раздумывая помчалась туда, куда её развернул Бачек, лишь бы подальше от этих двоих. Один из которых был голый и в её нижней юбке, а другому она рассказывала про своё …утеплённое нижнее бельё.

Она успела услышать чьё-то,

— Твою мать! Твою мать!

— Выруби их! Быстрее!

Прежде чем, за ней со скрипом захлопнулась тяжёлая дверь женского крыла.

* * *

Павен негодовал.

Творящееся в замке грозило сорвать всю операцию. А у заслуженного советника его императорского величества и почётного ректора Ратицкой Академии Магии Павена Белецовича Вельского не было ни единой зацепки, кто все эти бесчинства устроил, кроме пропавшего-таки Левека.

Павен раздосадовано захлопнул окно, которое резко открыл, в надежде развеять заблуждение Сешеня о том, что его хвалёный контур упал, но, увы, Моравицкий, прилипший сейчас к косяку его двери, оказался прав. Контур едва держался, и пробить его можно было буквально единственным пальцем.

Вельский сцепил руки за спиной, и, придав физиономии сосредоточенно-почтительный вид, коротко взглянул на портрет над собственным креслом.

Портрет августейшего, весьма правдивый, кстати, достался Павену вместе с кабинетом. И всякое возвращение ректора на рабочее место встречал пристальный императорский взгляд. От этого у Павена временами дёргался глаз и прочие, не столь приметные части тела.

Надо бы ещё заказать лекарям их убойного настоя, мельком подумал Вельский, может, хоть нервы покрепче будут. От вчерашней коричневой жижи он проспал за столом целых четыре часа, о чём красноречиво свидетельствовало яркое пятно стойких чернил, теперь украшавшее его мужественную скулу.

Павен решительно вдохнул и, наконец, спросил:

— Кто доложит императору?

Говорить с Марием о чрезвычайных событиях, произошедших в замке, до колотья в печени не хотелось. Во всяком случае, до тех пор, пока он, Павен, сам во всём не разберётся.

А выяснить, что из случившегося требует внимания в первую очередь, следовало немедленно. По должности и чести ему следовало бы сделать это ещё вчера утром…

И он даже мог бы оправдаться перед Марием, что вчера ещё ничего не знал, потому что ему не доложили. Но ведь именно обо всём этом и шла речь в тех треклятых записках, которым он серьёзного значения не придал! А врать императору Павен был не намерен. Но и умолчать о происшествиях тоже хотелось очень.

К известным уже контуру, клопам и летучим мышам выяснилось, что староста артефакторов Левек Кавешич из северного клана баронов Галицких всё-таки пропал.

А ведь он сообразил тогда, что со старостами что-то не так! Счастье ещё, что княжич Татовицкий выжил. Поболеет немного, и он опять его в строй вернёт. Чтоб не расслаблялся паршивец. А ведь производил впечатление вдумчивого и внимательного молодого человека! Павен Белецович с тягостным вздохом качнул растрёпанной головой, сосредоточенно хмурясь.

Никакого доверия бездумной молодости у Павена не осталось, и теперь уже вряд ли оно откуда-нибудь возьмётся!

А вот кто теперь станет разбираться с весьма враждебно настроенным ко всем чужакам северным кланом из-за пропажи наследника (единственного, надо заметить!), это было большим таким и крайне неприятным вопросом.

Кавешич пропал три дня назад, и по всему выходило, что контур впервые засбоил примерно в то же самое время.

Голос Сешеня разорвал застывшую тревожную тишину:

— Кого послать к Марию — сложный вопрос, — при известной доле фантазии гримасу Моравицкого можно было принять за улыбку. Но Павен избытком фантазии отягощён не был, поэтому смотрел на мир без прикрас: Моравицкого заметно перекосило, и было, в общем-то, отчего. — С одной стороны, вроде бы вы глава всей этой богадельни. Но все мы знаем, что ваша задача — дальние рубежи и разведка. Вы наш щит, Павен, хоть и под самым нелепым прикрытием. И я очень сожалею, что свалил на вас кляузы и прочие эпистолии.

Сешень задумчиво оценил клонящуюся к краю неровную стопку листов, и осторожно потянул к себе тот, что свисал на три четверти над полом. Павен нахмурился, следя за плавно перетекающей в руки Моравицкого запиской. Он помнил, что до этой части стола ещё не добрался. Сюрпризов отчаянно не хотелось.

— С другой стороны, какой-никакой, а владелец замка всё-таки я, и ответственность за происходящее здесь несу тоже лично я, и перекладывать её на вас, как эти бумажки, не собираюсь. Да и весь процесс мы отлаживали с Невтоном. Вот, кстати, как насчёт того, чтобы заслать к Марию его? — Сешень обернулся к ректору, оценивая его грозно перекошенное лицо простого, как топор, вояки, — Нет? Вот и я думаю, что Марию мы пока ничего докладывать не будем.

— Жаль, — Павен достал из ящика стола плотный чёрный конверт.

— Что это? — пробормотал Сешень, и Вельский даже попытался ответить, что это средство экстренной связи при чрезвычайных ситуациях, вроде внезапной осады, массового помешательства или какой-нибудь чумы жемчужнорылых свиней, Павен на память все случаи и не помнил. "Вскрыть конверт и отбежать подальше", гласила инструкция. Что произойдет дальше, Вельский представлял очень примерно. Возможно, всё вокруг поразит голодная чёрная бездна. А может быть, наоборот всех находящихся рядом вырубит безжалостный парализующий свет. Это было новое поколение агентских артефактов, созданных его личным приятелем Хьюго, и в деле он его ещё не проверял. Но Сешень смотрел не на конверт, а на записку. — Это… — Моравицкий поднял на него сконфуженный взгляд, — Я даже вслух это зачитать не могу. — Павен выхватил из его пальцев листок и с ужасом почувствовал, что краснеет.