Стеклянный отель - Эмили Сент-Джон Мандел

Пол двигался по сцене под проектором, двигал ручки, следил за видео на ноутбуке и периодически нажимал на клавиши синтезатора. Винсент почувствовала движение справа от себя и, обернувшись, увидела, что женщина рядом заснула, уронив голову на грудь. Винсент встала и тихо пробралась в лобби; от его суровой материальности со светом ламп, скамейками и мраморными полами ей захотелось заплакать от облегчения, и она вылетела на морозный воздух. Она пошла пешком до Манхэттенского моста и дальше до Центрального вокзала, пытаясь навести порядок в мыслях. Она подумала, что могла бы подать на него в суд, но какие у нее доказательства? Когда она была ребенком, он проводил в Кайетт каждое лето и каждое второе Рождество. Она никак не могла доказать, что не он снял эти видео. К тому же судебное разбирательство было бы трудно скрыть от Джонатана, а ведь она должна быть его тихой гаванью без всяких драм и распрей. В поезде до Гринвича она увидела свое отражение в окне и закрыла глаза. Она сама платила за съемное жилье, когда ей было семнадцать. Как случилось, что она стала настолько зависима от другого человека? Разумеется, ответ был угнетающе очевиден: она стала зависимой, потому что зависеть от кого-то было проще.

Кошмар

Всю следующую неделю Джонатан так много работал, что она его почти не видела – хоть какое-то облегчение, – поэтому ей не приходилось подолгу изображать легкость и беззаботность. Она читала новости, чтобы отвлечься, но все новости сводились к причитаниям по поводу коллапса экономики. Она раздумывала, не поехать ли снова в Бруклин, постоять у служебного входа в театр, но мысль о встрече с Полом была ей невыносима.

После этого, начиная со среды, Винсент три ночи подряд просыпалась из-за кошмарного сна. Она плохо спала уже несколько недель, но прежде кошмары ее не преследовали. Она была уверена, что видела один и тот же сон, хотя помнила лишь смутное чувство падения, ощущение катастрофы, которое не исчезало даже наяву. Она смотрела в потолок, пока рядом с ней спал Джонатан, потом вставала, находила на ощупь одежду для тренировки – она всегда складывала ее на стул рядом с кроватью, в темноте надевала кроссовки для пробежки и снимала ключи с крючка у кухонной двери. Ей нравилось играть в игру «как незаметно выйти из дома, не включая свет». Есть особое удовольствие в том, чтобы оставаться никем не замеченной.

В царстве денег было важно сохранять худобу, но она бегала не только ради этого. Ей нравились предрассветные часы в пригороде, когда вокруг еще не рассеялась загадочная атмосфера. Было начало декабря, но погода стояла довольно теплая. Она быстрым шагом прошла по подъездной дорожке, мимо домиков Джил и Ани – в их окнах было темно, до тупика, где сквозь деревья мерцали два одинаково роскошных соседних дома, и побежала трусцой, пока не добралась до первой настоящей улицы – улицы, которая куда-то вела. Ей нравилась предрассветная тишина в окрестностях, таинственность улиц, где все еще спали и в окнах не горел свет. Джонатану не понравилось бы, что она гуляет в темноте в одиночестве, но улицы здесь никогда не казались ей опасными, и вдобавок она носила вместе с ключами газовый баллончик. Когда она вернулась домой, было четыре утра, рассвет еще не наступил. Она оставила записку для Джонатана – он должен был проснуться только полшестого, приняла душ, оделась и вызвала такси, чтобы сесть на пятичасовой поезд.

Вместе с ней в поезде ехали в основном маньяки из финансовой индустрии с лихорадочным блеском в глазах; они не отрывались от своих экранчиков, посылая и получая сообщения с других континентов. Целый ряд сидений рядом с Винсент был пуст. Дождь остановился, на смену ночи пришли тени и мутный рассвет, города превратились из скопления огней в силуэты крыш. Как Пол мог так поступить, крутилось у нее в голове, как он мог ее так обмануть, но она слишком устала, чтобы сосредоточиться на этой мысли, и погрузилась в сумеречное состояние между сном и явью, пока за окном проплывали и исчезали города в промежутках между лесами. Она проснулась, когда поезд прибыл на Центральный вокзал.

Это было ее последнее утро в царстве денег. Она позавтракала в ресторане при отеле у вокзала. Потом провела час в книжном магазине, в других магазинах, читала газеты и пила кофе в эспрессо-баре в Челси. Затем с ней произошло нечто странное: она вышла из эспрессо-бара, наткнулась на группу туристов, столпившихся вокруг гида, который поднял красный зонтик, и на мгновение увидела среди них свою мать. Всего на секунду, но ошибки быть не могло – длинная каштановая коса, красный кардиган, который она надела в день, когда утонула, – а потом толпа двинулась дальше, и мать пропала. Винсент еще долго стояла на тротуаре и смотрела вслед туристам. Может, у нее галлюцинации? Она шла дальше по серым улицам и искала в себе признаки сумасшествия, но ничто вокруг не казалось странным. Центральный парк выглядел черно-белым, с темной массы деревьев под бесцветным небом капала вода.

Она подходила к Метрополитен-музею, когда ей позвонил Джонатан.

– Сегодня рождественская вечеринка, – сказал он. – Ты не против зайти в офис около семи тридцати, и мы бы пошли туда вместе?

– В семь тридцать, отлично, – ответила Винсент. – Жду с нетерпением.

На самом деле она совершенно забыла о вечеринке. Платье, которое она планировала надеть, осталось в шкафу в спальне особняка в Гринвиче, а в их квартире в Нью-Йорке не было ничего подходящего. Но последние часы царства денег все еще длились, ей было не о чем беспокоиться, и она могла спокойно побыть в музее рядом со своей любимой картиной. Она влюбилась в «Мыслителя» Томаса Икинса – большой портрет мужчины в черном костюме, на вид лет тридцати, с руками в карманах, погруженного в размышления. За последние пару недель она уже несколько раз приходила в галерею и стояла перед этой картиной, которая отчего-то глубоко ее трогала. Маме она бы понравилась, думала Винсент.

Собравшись уходить, она заметила знакомого мужчину. Он стоял чуть поодаль и рассматривал то же полотно.

– Оскар, – обратилась она к нему. – Вы ведь работаете с моим мужем?

– Да, в отделе управления активами. – Они пожали друг другу руки. – Рад вас видеть.

– Не сочтите за флирт, – сказала Винсент, – но мне интересно, вы часто здесь бываете?

– Не так часто, как хотелось бы. Я немного изучал историю искусств в колледже, – добавил он, словно оправдывая свое присутствие в музее. Они разошлись после короткой светской беседы – «Вы будете сегодня на вечеринке?» – и она не придала бы ей значения, если бы не осознала, что впервые задумалась над ограничениями, которые налагала на нее сделка с Джонатаном. Обычно ей нравилось проводить с ним время, она не имела ничего против него, но недавно ее стали посещать мысли, что было бы неплохо влюбиться – или, по крайней мере, спать с кем-нибудь, кто бы ей искренне нравился и кому она при этом ничем не была бы обязана. Она поймала такси и поехала в магазин Saks Fifth Avenue, походила по нему под ослепительным светом ламп и спустя час вышла с синим бархатным платьем и туфлями из черной лаковой кожи. Впереди оставалась масса свободного времени. Только не думай про Пола: он сейчас, наверное, сидит в студии и сочиняет музыку для видео, которые украл у тебя. Она поймала еще одно такси и поехала в деловой район, в свое любимое кафе. Она провела два часа в Russian Café, пила капучино и читала газету International Herald Tribune.