Шерлок Холмс возвращается в Лондон - Филип Дж. Карраэр

Кто-то очень хотел, чтобы улики привели к Мейхью. Это было очевидно. Я понял, что некто специально надел обувь большего размера и оставил отпечатки в сарае. Этот человек знал о преступных делах Мейхью. Будучи в курсе вашей истории, Виггинс, я предположил, что это вполне могли быть вы.

Виггинс застонал.

— Да, сэр, теперь мне понятно, как вы вышли на меня, — сказал он через минуту. — Я сделал всё в точности, как вы рассказали. Я ходил там прихрамывая, чтобы сымитировать походку Мейхью. А потом бросил на землю обрывок чека, чтобы полиция точно знала, куда идти.

— Когда я нашёл клочок бумаги, который указывал на Мейхью, — продолжил Холмс, — я сразу же заметил ещё одно несоответствие. Насколько я знал, этот человек курил одну сигарету за другой. Следовательно, если бы он был в сарае, то там повсюду на земле валялся бы пепел. А может, и несколько сигаретных окурков. Но в сарае не обнаружилось ничего подобного. Разумеется, была вероятность, что Мейхью бросил курить. Но чуть позже Лестрейд сказал мне, что он по-прежнему дымит как паровоз.

— Пепел… — пробормотал Виггинс.

— Да, вы упустили и эту деталь из виду, — сказал Холмс. — У меня к вам вопрос: что вы будете делать с деньгами?

— С какими деньгами, сэр? — удивился Виггинс.

— Вы сказали, что пообещали грабителю сотню фунтов. Ожерелье стоит несколько тысяч. Вы, должно быть, получили много денег, заложив его в ломбард.

— A-а… одну тысячу, сэр. Не так уж много. Но это деньги Мейхью… Я ведь не собирался воровать на самом деле.

— И всё же, что вы будете делать с деньгами?

— Я отдал сто фунтов Дэниелу, как обещал. А оставшиеся девятьсот собираюсь передать Марте и племяннику Уильяму. Они живут в страшной бедности, сэр. Эти деньги помогут им изменить жизнь. Я собирался снять для них дом и даже присмотрел один всего за девять фунтов в месяц.

— Марта? Это её оставил вдовой один из воров Мейхью?

— Да, сэр.

Холмс кивнул:

— Должен сказать, Виггинс, что вы молодец. Конечно, с точки зрения правосудия ваши действия противозаконны. Но Фемиду — в сторону. Всё, что вы придумали, просто замечательно.

В глазах Виггинса появилась надежда:

— Вы считаете, сэр? Значит, вы не сдадите меня полиции?

Холмс повернул голову и вопросительно посмотрел на меня. И, как бывало и до этого, я превратился в присяжного заседателя Бейкер-стрит.

— Что скажете, Уотсон? — спросил он. — Как вы считаете, есть ли какой-то злой умысел или предвзятость в этой небольшой истории? Нужно ли нам рассказать о ней Лестрейду?

— Злой умысел? — ответил я. — Вовсе нет. Кажется, всё было сделано как раз так, чтобы восстановить справедливость.

— Согласен, — сказал Холмс. — Даже если вы и нарушили пару законов, истина восторжествовала. Мейхью теперь осудят. Не за кражу ожерелья, а из-за того, что прочитали в его книге. Ожерелье нашли и вернули законному владельцу. Осталось ещё что-то?

— Нет, совершенно ничего, — ответил я.

— Глас народа — глас Божий. Виггинс, вы свободны. Ваши слова соответствуют фактам. Вы можете не бояться меня или доктора Уотсона. Идите… и позаботьтесь о вдове своего брата и его маленьком сыне.

Виггинс улыбался, его лицо светилось благодарностью:

— Спасибо вам, мистер Холмс. И вам тоже, доктор Уотсон. От всего сердца благодарю вас обоих. Благослови вас Бог!

Он поклонился нам и вышел. Судя по звуку его шагов, он чуть не танцевал от радости.

* * *

Виггинс снял прекрасный дом в хорошем, респектабельном районе Лондона. Когда Марта увидела дом, её губы задрожали и из глаз полились слёзы. Она с благоговением взглянула на Виггинса и подошла к входной двери.

Взяв за руку Уильяма, она зашла внутрь. Мальчик весело захохотал, и Виггинс подумал о том, что так же жизнерадостно должен звучать смех каждого ребёнка.

Была полночь. Опиумный дым заполнял всё пространство притона от пола до потолка. Смутные тени людей были едва различимы. Сквозь полумрак то тут, то там вспыхивал огонёк, напоминавший тление углей в очаге, — кто-то затягивался опиумом. Затем огонёк пропадал, и всё опять погружалось в дымную полутьму. В комнате горела одна-единственная тусклая лампа красного стекла. Её слабый свет окрашивал стены в багровые тона. Место напоминало один из кругов ада.

Запах опиумного дыма смешивался со зловонием реки, протекавшей неподалёку, и в воздухе стоял невыносимый тошнотворный дух. Впрочем, в комнате его никто не замечал. Обитатели притона либо уже привыкли к нему, либо слишком погрузились в свои наркотические видения.

Управляющий притоном по прозвищу Ласкар, то есть индийский матрос, был необычайно высок ростом, почти семь футов. Он возвышался над курильщиками, которые сидели, подогнув под себя ноги, или лежали на матрасах и на полу. Его кожа была цвета чёрного чая, на голове росли чёрные, густые, курчавые волосы, на лице навечно застыла маска неприязненности, а глаза были маленькими и злыми, как у змеи. Он двигался почти бесшумно и, должно быть, казался курильщикам огромным кораблём, выплывавшим из густого тумана.

Один из курильщиков потянулся к стоящей рядом чаше и с помощью длинной иглы достал оттуда что-то напоминавшее патоку. Он скатал её в шарик, положил в свою трубку и глубоко затянулся. Ещё один красный огонёк замерцал в опиумной мгле.

В углу комнаты полулежал человек. Он был одет лучше, чем остальные, на пальце виднелось кольцо с бриллиантом, значит, у него водились деньги. Ласкар подошёл к нему и заметил, что тот спит. Тогда этот высокий смуглый человек взял полотенце, присел на корточки и прикрыл полотенцем лицо спящего. Тот дёрнулся, проснулся и, поняв, что его душат, мигом вышел из алкогольного плена. Он метался и боролся, но Ласкар был сильнее, и через несколько минут человек затих. Никто в комнате даже не заметил, что произошло убийство.

Ласкар осторожничал и не убирал полотенца ещё какое-то время. Потом отбросил его. Глаза убитого оказались широко раскрыты, будто от удивления.

Ласкар снял с его пальца кольцо, обыскал одежду, вытащил золотые карманные часы и кошелёк. Он вынул оттуда деньги и быстро положил всё, что нашёл, в карман своего пальто.

Ласкар схватил человека сзади под мышки и приподнял его. Так держат тех, кто перебрал бренди или выкурил слишком много опиума. Чтобы не вызвать подозрений тех, кто мог его видеть, он громко произнёс дружелюбным тоном:

— Давай, приятель, вот так. Всё будет хорошо.

Ласкар потащил тело в соседнюю комнату. Ноги убитого волочились по полу, голова беспомощно болталась. Комната оказалась пустой, посетителей сюда не пускали, но Ласкар всё же закрыл дверь на ключ.