Тень летучей мыши - Михаил Нестеров

Сходная ситуация могла произойти по согласованию двух ведомств – МВД и Минобороны, причем стороны могли обойтись телефонным звонком. Все это и другое (увольнение Кознова из рядов Вооруженных сил две недели тому назад, читай: за две недели до смерти) не могло не натолкнуть Исакова на версию о фальсификации. Собственно, этот факт имел подтверждение: смерть Батыра – второго и последнего участника ночной акции.

Исаков в Москве обзавелся обширными связями, в первую очередь, в правоохранительных органах. В своем распоряжении он имел только фамилию пропавшего без вести – Данченкова. Первый же запрос мог поставить крест на частном розыске. Данченков Виктор был объявлен судом умершим, поскольку по месту его жительства не было сведений его пребывания в течение пяти лет. Если бы он пропал без вести «при обстоятельствах, угрожавших смертью или дающих основание предполагать его гибель от определенного несчастного случая, – в течение шести месяцев». О чем и говорила статья Гражданского кодекса «Объявление гражданина умершим». Днем смерти Виктора Данченкова считался день вступления в силу решения суда об объявлении его умершим, – то есть спустя пять лет после его фактической гибели.

Несмотря на это, внутреннее чутье подсказывало Исакову: в деле исчезновения Данченкова последняя точка еще не поставлена. Кознов мог воспользоваться документами Данченкова, поскольку они в уголовном деле не фигурировали. Данченко пропал вместе с паспортом, как если бы сбежал, тщательно подготовив побег. Но от кого? От родителей? Ведь ни жены, ни детей у него не было. У него была рядовая биография рядового человека: родился, учился, служил, поменял несколько профессий и едва не заработал репутацию «летуна». Даже от себя ему бежать было некуда. Потерял одну работу – легко устроился на другую; поссорился с одной подругой, завел знакомство с другой. И от родителей он старался держаться подальше, об этом говорил характер его работ, связанных с частыми и нередко длительными командировками. Так что он, по большому счету, уже был в бегах.

Документы на имя Виктора Данченкова не давали Исакову покоя. Он не считал Кознова непроходимым тупицей, но первое время тот мог пользоваться документами Данченкова, значит, он должен был оставить след. Каково же было удивление Исакова, когда он наткнулся на редкое сочетание фамилии, имя, отчества: Данченков Виктор Рубенович. В представлении Исакова оно было таким же уникальным, как Серафим Серафимович Серафимов. Данченков Виктор Рубенович засветился, оформляя подписку на услуги сотового оператора. Этот факт стал известен Исакову благодаря базе данных сотовых операторов. Уточняющая информация подвигла Исакова через знакомого из МВД сделать запрос. Ответ пришел в виде ксерокопии паспорта, которые в обязательном порядке снимаются при регистрации номера. С чуть смазанной фотографии на Исакова смотрел человек его возраста, а значит, к редкому сочетанию ФИО прибавлялся и возраст. Чуть подрагивающей рукой Исаков выписал на листок бумаги адрес Данченкова – он же Валерий Кознов.

К нему вернулось порядком подзабытое чувство – когда подрагивают колени, а во рту образуется неповторимый вкус адреналина. Но это был еще и вкус денег – хотя бы небольших; и Исаков назвал это пособием.

И вот сегодня он набрал федеральный номер...

* * *

Валерий Кознов смотрел на экран трубки таким взглядом, как будто на нем могло появиться изображение абонента – как раз под одиннадцатизначным номером. Первое, что пришло ему в голову, – было слово «шантажист». Но оно не вязалось со статусом Кознова. По его глубокому убеждению, ставить условия наемному убийце мог только самоубийца.

На что мог рассчитывать звонивший? Он настаивал на встрече. И Кознов согласился, даже не дослушав.

Провокация? Этим вопросом он задался, уже будучи на пути к месту встречи. Нет, конечно. Помимо самого номера телефона звонивший знал сопутствующие детали: номер и серия паспорта, адрес.

Заодно Кознов проверил, нет ли за ним слежки. Он проверился три раза; он умел определять слежку и уходить от преследования.

Место встречи пока не определено. Равно как и время. Характер разговора с абонентом указывал на то, что последний примет любые условия Кознова.

Никаких задворок. Никаких темных мест – это для дилетантов. Даже если время перевалит за полночь.

Он выбрал Тверскую по нескольким причинам. Боковые улочки, проезд по которым был запрещен или частично закрыт, были забиты машинами и прохожими даже в темное время суток. Та или другая улочка – идеальный переход, не требующий суеты и торопливости. Это были многоликие, многостильные улицы, где легко было раствориться белому, черному, желтому, одетому праздно или празднично. Здесь каждый гость чувствовал себя хозяином – фирменный стиль российской столицы, зародившийся во времена пятнадцатиликого СССР.

Кознов родился в другом месте Москвы, но много времени провел здесь, на улице Горького, в ту пору свободной от проституток и всего, что к ним прилагалось: дорогих тачек, алчных сутенеров, воров и их клиентов, венерической заразы.

Он выбрал место встречи буквально во время разговора, но ему нужно было освежить память, не тыкать вслепую в карту пальцем, а ткнуться носом.

Звонок из прошлого. Он вспомнил встречу, с которой все и началось. Встреча состоялась на чужой земле – там осталось его настоящее имя, там оборвались все родственные связи; точка невозврата. Он мечтал о том единственном человеке, которому мог бы рассказать все тяжелое, очистить с ним зашлакованную душу – но с легким с сердцем, а не под давлением, будь оно следственным или каким-нибудь другим. И этот человек должен быть из его прошлой жизни. Валерий часто думал о Сергее Марковцеве. Это он приезжал за ним, но домой привез только его имя, память. Трудно описать чувства Валерия Кознова словами: не было таких слов, не было таких мазков.

Подполковник Утяшев. Несмотря на «колхозную» фамилию, это был профессионал высокого класса. За простоватой внешностью – настоящий боец. Боевым ножом он владел, как повар – шефским. Короткий бой в снимаемой им квартире впечатлил Кознова настолько, что он через год ежедневных тренировок стал не менее искусным бойцом.

Когда у тебя нож в руках, он заставляет тебя думать по-другому. Это все равно что на одной и той же лодке держать весло или румпель мотора.

Георгиевский переулок, которым можно было выйти на Большую Дмитровку. Камергерский, ведущий туда же. Брюсов уводил, казалось, в никуда, в самое сердце околокремлевских задворок. Начало переулка ярко освещено – что похоже на вход в тоннель. Кажется, что в темное время суток переулок наводнен сомнительными личностями во главе с невидимыми борцами с преступностью. Последних прикрывали «видимые», среди которых были и те, кто вышел подработать. Они переставали быть «стелсами», появляясь неожиданно для тех, кто их появления не ожидал. Остальные были готовы открыть рот и кошелек или на месте, или в отстойнике отделения милиции. И те и другие были готовы раствориться при «глобальной» облаве или реальном происшествии. Они же в таких случаях создавали суматоху, идеальные условия для того, чтобы покинуть место происшествия. Сошла лавина – и не оставила следов. Все привычно.