Рассказы ночной стражи - Генри Лайон Олди

«Прелестно! А теперь послушай меня. Ученица гейши? Это кимоно, которые ты донашиваешь за старшими. Ежедневное услужение, покорность и расторопность. Пальцы стерты струнами сямисена. Легкие измучены флейтой. Плечи гудят от барабанов. Ноги болят от танцев. Спина – от поклонов. Ты не можешь заснуть. К утру ты должна выучить всю поэзию, какая только существует от сотворения мира. Праздник «потери девственности». Каллиграфия, живопись, составление букетов. Искусство непринужденной беседы, когда у тебя болит голова. Шесть видов чайной церемонии. Двадцать видов сезонных празднеств. Сто способов украсить прическу заколкой из нефрита. И горе тебе, если ты ошибешься в девяносто восьмом! Бездарных учениц продают в веселые кварталы.»

В глазах Акеми плясали веселые искорки – капли росы на лепестках.

Теруко смеялась в ответ. Ничего смешного в словах гейши не было, но слушая Акеми, хотелось смеяться, не вдумываясь в смысл сказанного. Это отец, думала Теруко. Конечно же, это все отец. Это он научил Зимнюю Хризантему так говорить. Боится, что я захочу стать ученицей гейши.

Дочь аптекаря не знала, что уже стара для того, чтобы выпить со «старшей сестрой» три глотка саке из трех чашек, дав клятвы заботы и послушания. На путь искусницы[31] встают раньше, с самого детства. Теруко не знала, а Акеми не разочаровывала ее.

В какой-то мере девушка была права – не в отношении судьбы гейши, но в отношении отца. Аптекарь Судзуму проявлял самое живое внимание к встречам дочери с Зимней Хризантемой. Интерес гейши льстил Судзуму, ее визиты приносили доход, но он видел тут пользу и помимо барышей или удовлетворения отцовского тщеславия. После фуккацу, едва не сломавшего жизнь всей семье, Теруко сделалась боязливой, замкнутой. Аптекарь опасался, что дочь совершит необдуманный поступок, вплоть до самого страшного, и надеялся, что влияние Акеми, прекрасной, веселой и рассудительной, вернет ему прежнюю Теруко, за которую можно не переживать.

С помощником Судзуму условился, что Йори после свадьбы не станет возражать против дружбы жены со знаменитой гейшей. Ну, это, разумеется, если сама Акеми не утратит интереса к замужней подруге.

Беда пришла, откуда не ждали.

Теруко и Акеми были во дворе одни. Аптекарь уехал на рынок закупить целую охапку сушеных осенних трав, Йори отправился в стекольную лавку за склянками и флаконами. Несмотря на холод, обычный для этого времени года, день выпал светлый, ясный, по-настоящему весенний, и Зимняя Хризантема не захотела, как она выразилась, коптиться под крышей. Вместе с Теруко они перенесли чайный столик и подушки для сидения в маленькую беседку, сплетенную из молодых стволов бамбука, где и расположились в свое удовольствие, для уюта закутавшись в теплые накидки.

Паланкин, в котором прибыла Акеми, стоял на улице. Рядом скучали здоровяки-носильщики. Паланкин был подарком покровителя, носильщиков же Акеми наняла сама и никогда не прибегала к услугам кого-то другого. Теруко не видела, чтобы эти носильщики во время отдыха болтали о пустяках, курили трубки или играли в азартные игры. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, зорко поглядывали по сторонам, молчали. Впрочем, дочери аптекаря не было дела до причуд носильщиков.

Спор зашел о чае, который Акеми в последнее время покупала особенно часто. Как уже было сказано, гейша смешивала чай сама, но Теруко не раз пыталась представить, что может получиться в результате соединения заказанных компонентов. По всему выходило, что ничего особенного. Оставалось предположить, что Акеми добавляет в состав нечто, приобретенное вовсе не в лавке Судзуму, и это загадочное нечто преображает весь состав.

Раньше Теруко стеснялась заговорить с гейшей об этом, а сегодня решилась.

– Ах, дитя! – рассмеялась гейша. – Что же, давай попробуем.

Теруко сбегала за жаровней и чайником для заварки. Присев напротив, она смотрела, как Зимняя Хризантема колдует над чаем. Когда Акеми предложила обождать некоторое время, Теруко поняла, что секрет еще и в ожидании, как способе настаивания – обычный чай такое ожидание просто убило бы. Ей показалось, что Акеми действительно добавила в чай щепотку порошка из пакетика, хранившегося в рукаве одежды гейши, но это случилось так быстро и естественно, что Теруко не была уверена в своих выводах, а спросить заробела.

– Готово, – наконец сказала Акеми. – Сейчас ты все увидишь.

Грациозно поднявшись на ноги, гейша прошла к задним воротам и распахнула створки. Носильщики уставились на нее, но приказов не последовало. Вместо этого Акеми заступила дорогу мужчине лет сорока пяти, судя по виду и одежде, горожанину из торговцев средней руки, а может, зажиточному крестьянину, привезшему в город телегу, полную мешков с гречневой муко́й.

– Умоляю простить мою дерзость, – обратилась она к мужчине, потрясенному тем, что с ним заговорила такая красивая и хорошо одетая дама. – Не соблаговолите ли вы откликнуться на мою просьбу, господин?

Судя по вытянувшемуся лицу мужчины, господином его назвали впервые.

– Все, что угодно, – пробормотал он, во все глаза глядя на Акеми. – Что от меня требуется?

Прикажи она, подумала Теруко, прыгнуть в пропасть, взявшись за руки, и этот дуралей прыгнет, не задумываясь.

– О, сущий пустяк! Не выпьете ли вы с нами чаю?

– Чаю?

– Да, чашечку свежего чаю.

– И это все?

Кажется, в дуралее проснулась подозрительность.

– Это все, – улыбка Акеми обезоружила бы целую армию. – Понимаете ли, однажды я болела и чуть не умерла. Меня спас случайный прохожий: он оказался горным отшельником, сведущим в лекарствах. Узнав о моей болезни, он напоил меня горячим отваром и исцелил. С тех пор я дала обет мудрому Дзюродзину, божеству долголетия: трижды в год пить чай с первым встречным. Прошу вас, зайдите к нам в беседку! Я щедро заплачу́ вам за потерянное время.

Надо ли говорить, что вскоре мужчина сидел в беседке? Пока Теруко бегала за подушкой для него, он успел выпить первую чашку, а присев на подушку, быстро прикончил вторую. Акеми щебетала, как птичка, на губах внезапного гостя бродила мечтательная усмешка. Кажется, он не слишком вслушивался в щебет гейши, ему нравилось само звучание голоса Акеми.

– Извините мою грубость, – прервал он гейшу. Лицо гостя разрумянилось, лоб усеяли бисеринки пота. – Я забыл представиться. Мое имя Тэнси, я из Фукугахамы.

– Фукугахама? Что это?

– Деревня неподалеку от Акаямы. Место, где обитают люди кроткие и чистые сердцем.

Хихикнув, он с наслаждением повторил:

– Кроткие, да. Чистые сердцем. Блаженны они, ибо Бога узрят.

Теруко отметила, что речь гостя сделалась пылкой, но чуточку сбивчивой. Чай, поняла девушка. Развязывает язык, притупляет бдительность. Этому человеку не хочется слушать, ему хочется говорить.