Рассказы ночной стражи - Генри Лайон Олди

Я утаил сведения. Я обрек господина Сэки на позор. Полагаю, ему неизвестно о моем разговоре с Теруко. Иначе та язвительность, которой он хлестнул меня, показалась бы теплой ванной в сравнении с настоящим гневом.

Надо молчать. Молчать, иначе конец.

– Я виновен, Сэки-сан. Прикажите мне покончить с собой!

– Виновны? – брови господина Сэки поползли на лоб. – Виновны в том, что предложили мне взять с собой большее число самураев?

– Нет, моя вина гораздо серьезней.

– Я вас слушаю, младший дознаватель.

Беседу с дочерью аптекаря я пересказал ему во всех подробностях. Временами мне казалось, что я собираю дрова для своего погребального костра. Доски пола качались подо мной, грозя сломаться в любой момент, открыть путь в преисподнюю.

– Ну и что? – брюзгливо осведомился господин Сэки, когда я закончил.

Пока я говорил, он меня не перебивал. Сейчас стало ясно, что за это послабление мне придется платить высокую цену.

– Зачем это вы, младший дознаватель, тут разглагольствуете? Не терпится вспороть себе живот? Ну и порите на здоровье, в свободное от службы время. Неслыханная дерзость! Немыслимая глупость! На что мне знать обо всем этом?!

– Чай, – напомнил я. – Не зонтик, чай.

– Чай, зонтик! Да хоть ларец из магнолии! Какая разница, чем она его прикончила?

– Двор аптеки, Сэки-сан. Не рынок, двор аптеки.

– Нет, вы все-таки безнадежны. Полагаете, это что-нибудь меняет?

– Кое-что меняет, – раздалось из-за ширмы.

Я забыл упомянуть про ширму? Приношу глубочайшие извинения.

Расписная ширма в человеческий рост – если помните, она стоит на помосте в самом углу. А я дивлюсь: что это старший дознаватель на нее все время поглядывает? Когда я пришел сюда впервые, с доносом на отца, за ширмой прятался настоятель Иссэн. В тот раз они с господином Сэки побились об заклад, споря, что одержит верх в маленьком глупом Рэйдене: долг самурая или преданность семье?

Кто прячется сейчас? Святой Иссэн? Нет, его голос я бы узнал сразу.

– Очень даже меняет, – уточнил незнакомец.

Из-за ширмы, переваливаясь с боку на бок, выбрался настоящий Дарума – кукла-неваляшка, каких полно в любой лавке с игрушками. Знаменитый патриарх Дарума, подаривший кукле свое имя, девять лет провел в пещере, созерцая голую стену. Этот же неваляшка, судя по всему, был далек от аскетизма. Пещера? Набедренная повязка? Ребра, торчащие от недоедания?! Три кимоно, одно поверх другого, верхнее из шелка цвета летних сумерек. Шляпа тоже была из шелка, только накрахмаленного и покрытого черным лаком, с белой лентой для подвязывания. За поясом торчали плети, такие красивые, что их следовало держать дома на резной подставке – и ни в коем случае не использовать по назначению.

Толстяк. Щеголь.

Такого самурая я видел впервые.

– Куросава Хигаси, – голос господина Куросавы был низкий, гулкий, словно раньше таинственный участник совещания прятался за ширмой, а теперь спрятался в бочке. – Правительственный инспектор надзора, пребываю в Акаяме по служебной надобности.

Я и Фудо ударили лбами в пол. Сэки Осаму ограничился тем, что встал со стула и отвесил инспектору поклон. Карп на стене нырнул поглубже в пену. Карпу хотелось стать драконом, но умная рыба не собиралась, что называется, дразнить богов.

Вразвалочку инспектор сошел, нет, скатился с помоста. Навис надо мной:

– Младший дознаватель Рэйден?

Хвала небесам! Кажется, он не гневался.

– Наслышан, весьма наслышан о вас.

А может, и гневался.

– Вы, как я понимаю, также слышали обо мне?

– Я?

– Не вы ли минутой ранее помянули меня в своем занимательном докладе?

– Я? Помянул?!

В присутствии господина Куросавы весь мой здравый смысл куда-то улетучился.

– Ну да! Три покровителя Зимней Хризантемы, помните? Двое местных чиновников и правительственный инспектор из столицы? Приехал в Акаяму, задержался сверх всяких ожиданий. Это ведь ваши слова?

– Это слова дочери аптекаря, – счел нужным уточнить я. – Я только пересказал, с вашего позволения.

– Разумеется, вы совершенно правы. Пересказали со всей возможной точностью, за что я вам признателен. Это чистая правда, младший дознаватель. После приезда в Акаяму я заявил себя как покровителя Зимней Хризантемы. Не скажу, что она мне дешево обошлась, но дело того стоило.

Позорный приказ, лихорадочно думал я, пытаясь вернуть себе ясность ума. Приказ ехать на остров Девяти Смертей, виниться перед ничтожеством, сосланным за грабеж, сокрытие фуккацу и попытку побега. Признать справедливый приговор ошибочным. Ну что ж, теперь ясно, кто велел старшему дознавателю сделать все это, да так, что господин Сэки не смог ни ослушаться, ни покончить с собой во избежание позора. У Куросавы хватало власти сделать это. Можно не сомневаться, что и судья, вынесший приговор Тэнси из Фукугахамы, уже подписал все необходимые для освобождения грамоты.

Почему? С какой целью?!

Причины, побудившие инспектора заварить такую крутую похлебку, оставались для меня загадкой.

Мэцукэ сутэми – взгляд человека, готового к смерти, решимость идти до конца. Мэцукэ, «цепкий взгляд» – инспекция надзора. Между первым и вторым – один неосторожный шаг. Случайный цепкий взгляд кого-то, о чьем присутствии ты и не подозревал, и вот ты уже готов идти до конца, и пришел, и даже умер.

Правительство следило за нами, самураями, во все глаза – от владетельного князя до рядового стражника. Самый отважный воин трепетал перед шпионами службы тайного сыска. Инспекторы вроде господина Куросавы, в чьи обязанности входил контроль чиновников в городах и провинциях; «охрана внутренних покоев», «отряд упреждения», «бегуны», «карлики», а хуже всего – «темные тайны», скрывавшие свою принадлежность к сыскной службе под личиной обычных, ничем не примечательных людей.

Болтали, что известный поэт Мацуо Басё тоже был из них, шпионов. Правда это или нет, не знаю. Я плохо разбираюсь в поэзии. Когда я спросил об этом у отца, тот лишь пожал плечами. «Беспрепятственно странствовать из провинции в провинцию, – сказал отец, раскуривая трубку, – и не быть задержанным можно лишь в одном случае.»

«В каком?» – упорствовал я.

«При наличии особого разрешения от службы тайного сыска.»

Куросава Хигаси стоял надо мной – кукла-неваляшка, умеющая сохранить равновесие даже при землетрясении. К сожалению, я не обладал такими же талантами. А значит, жизнь моя зависела от любого слова, произнесенного вслух – обдуманного или неосторожного.

– Так говорите, носильщики исполнили приказ гейши без возражений?