Этим летом я стала красивой - Дженни Хан

– Я не шлюха, – сказала она еле слышно.

Я победила ее. Моя невинность против ее развратности. Но на деле это бред собачий. И, если по правде, мне бы очень хотелось поменяться с нею местами.

Позже Джереми предложил мне поиграть в плевки. Мы не играли в плевки с июня, а ведь эта игра была нашей традицией. Мне было приятно, что мы все-таки сыграем в нее. Даже несмотря на то, что это был утешительный приз.

Он пожал мне руку, и мы начали играть, но ничего не предпринимали, а только двигались. Мысли наши были где-то далеко. Мы оба будто сговорились не упоминать о Тейлор. Думаю, он даже не знал, что у нас с ней произошло, но позже сказал мне:

– Лучше бы она вообще сюда не приезжала.

– Я с тобой согласна.

– Лучше, когда мы здесь одни.

– Да, – подтвердила я.

После того как Тейлор уехала, все вроде как встало на свои места, но что-то изменилось. Мы с ней остались подругами, но уже не такими близкими, как раньше.

Но мы все еще оставались подругами. Она знала меня всю мою жизнь. Сложно забыть прошлое. Словно пытаться забыть саму себя.

Дома Стивен снова стал игнорировать Тейлор и увлекся Клэр Коу. Мы все делали вид, что ничего не случилось. Но однако кое-что все-таки случилось.

Я услышала, когда он пришел. Думаю, все в доме услышали, кроме, может быть, Джереми – тот будет спать, даже если начнется атомная война. Конрад поднялся к себе легкими шагами, бормоча что-то по дороге, хлопнул дверью и включил стерео на полную громкость. Было три часа ночи.

Я легла, но через три секунды вскочила и подбежала к его двери. Я постучала дважды, но музыка орала так громко, что я засомневалась, что он услышит что-то. Я открыла дверь. Он сидел на кровати и снимал обувь. Он посмотрел на меня, поднялся и спросил, выключив стерео:

– Тебя что, не учили стучаться?

– Я постучала, но у тебя так громко играет музыка, что ты ничего не слышишь. Ты, наверное, всех перебудил, – сказала я, входя и закрывая за собой дверь.

Я давно не была в его комнате. Она осталась такой же, какой я ее помнила, – идеально чистой. Там был порядок в отличие от комнаты Джереми, где всегда все было разбросано так, будто пронесся ураган. В комнате Конрада у каждой вещи было свое место. Карандашные наброски прикреплены к доске, модели машинок выстроены в ряд на комоде. Приятно осознавать, что хотя бы здесь все осталось таким же, как было.

Волосы у него были в полном беспорядке, будто кто-то специально взлохматил их руками. Скорее всего, это была его «краснобейсболочная» девушка.

– Ну что, Белли, собираешься наябедничать на меня? Ты все еще такая же ябеда?

Я не ответила и подошла к его столу. Над ним висела фотография в рамочке – Конрад в спортивной форме с мячом под мышкой.

– Так почему же ты бросил?

– Потерял интерес.

– Но мне казалось, что ты любишь футбол.

– Нет, это отец его любит, – ответил Конрад.

– Я думала, что и тебе нравится. – На фотографии он был таким серьезным, но, готова поспорить, что за кадром он старался не улыбнуться.

– Почему ты бросила танцы?

Я повернулась и посмотрела на него. Он расстегивал рабочую рубашку, под ней была футболка.

– Ты помнишь, что я занималась танцами?

– Конечно, ты бегала по всему дому и танцевала как маленький гном.

Я прищурилась:

– Гномы не танцуют. К твоему сведению, я была балериной.

Он ухмыльнулся:

– И почему же ты тогда бросила?

Тогда-то развелись родители. Мама больше не могла возить меня на танцы два раза в неделю. Она работала. Да это уже того и не стоило. Мне надоело туда ходить, и Тейлор к тому времени бросила танцы. И мне не нравилось, как я выгляжу в леотарде. У меня быстрее всех в группе выросла грудь, и на общих фотографиях меня можно было перепутать с хореографом. Я чувствовала себя очень неловко.

Я проигнорировала его вопрос и сказала:

– У меня очень хорошо получалось. Если бы я не бросила, то сейчас уже танцевала бы в труппе. – Это, конечно, неправда. У меня совершенно не было растяжки.

– Непременно, – усмехнулся он. У него был такой самодовольный вид.

– По крайней мере, я хотя бы умею танцевать.

– Я тоже умею танцевать, – запротестовал он.

Я скрестила руки.

– Докажи.

– Мне не надо ничего доказывать. Не помнишь, это я тебя научил некоторым движениям? Как же ты быстро забыла об этом.

Конрад резко встал с кровати, схватил меня за руку и закружил.

– Видишь? Мы танцуем.

Он положил руку мне на талию и, рассмеявшись, отпустил меня.

– Я танцую лучше тебя, – сказал он, вернувшись на кровать.

Я уставилась на него. Я совершенно его не понимала. Сначала он сидит замкнутый и задумчивый, а через секунду уже смеется и танцует со мной.

– Это нельзя назвать танцем, – сказала я, выходя из его комнаты. – И не мог бы ты сделать музыку потише? Ты, наверное, всех разбудил.

Он улыбнулся. А когда он улыбался, вид у него был такой, что мне хотелось простить ему все.

– Конечно. Спокойной ночи, Беллс.

Давно он меня так не называл.

Его сложно не любить. Когда он такой милый, я каждый раз вспоминаю, почему он мне нравится. Почему я его люблю.

Я всегда помню об этом.

В загородном доме было полно дисков с музыкой – мы постоянно что-то слушали. Обычно мы все лето слушали одни и те же диски. По утрам Сюзанна включала «Полис»[16], днем Боба Дилана[17], за обедом мы слушали Билли Холлидей[18]. Вечером включали кто что хотел – это очень весело. Джереми часто включал диск Доктора Дре[19], и мама, подпевая, гладила белье. И это несмотря на то, что она не любила гангста-рэп. Потом мама могла поставить свой диск Ареты Франклин[20], и теперь Джереми подпевал. Мы столько раз их слушали, что знали все эти песни наизусть.