Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

Пятак уже раздвигал ей ноги, а Бакс расстегивал на себе брюки, когда прозвучало два выстрела. Бакс упал на лежанку, поперек Тони. Она выскользнула из-под него, как змея. Пятак завалился на Олега. Голенев не мог пошевелиться, чтобы сбросить бандита. Но через мгновенье поверженная туша с него медленно сползла. Олег увидел рядом с собой лицо Кащеева:

– Подожди, браток. Я сейчас. – Кащеев кривым ножом быстро освободил его лодыжки, затем разрезал клейкую ленту на руках. Последним движением сорвал скотч с губ: – Встать можешь?

Голенев не смог. Ноги затекли и не работали. Кащеев поднял его за плечи и усадил на лежанку. Тоня забилась в угол, натянув себе простыню до подбородка. Ее била дрожь. Олег слышал, как стучали ее зубы.

Кащеев попытался успокоить жену Олега:

– Не мандражируй, крошка, все в порядке.

– Что ты здесь делаешь? – Сквозь зубы процедил Голенев.

– Я им запретил тут появляться, но козлики на тебя обиделись и проявили самодеятельность. Мне доложили, что они куда-то поехали. Я не пальцем сделан, понял куда. Вот и подоспел.

– Тебя благодарить? – Мрачно поинтересовался Олег.

– Благодарить не надо, но помочь с эвакуацией бывших работников было бы в жилу. – Ответил Кащеев и тактично вышел, дав возможность Тоне одеться.

Голенев обнял жену:

– Как они тебя нашли?

– Собака так страшно завизжала. Потом тишина. Я побежала к ней, а тут этот…

– Я же сказал, сиди в кустах, что бы не случилось. Почему ты меня не послушалась?

– Мне стало страшно.

– Теперь поняла, что надо слушать мужа?

– Поняла. Это я во всем виновата. Я больше не буду. – Тоня прижалась к нему и заплакала в голос.

– Оденься, простудишься.

– Тебе больно? – Она погладила синие кровоподтеки у него на запястьях.

– Со мной потом. Сначала надо ему помочь.

Олег с Кащеевым на одеяле сволокли тела бандитов к лимузину, на котором те и приехали. Запихнули на заднее сиденье. Кащеев уселся на водительское, Олег с Тоней устроились в его Мерседесе. Голенев за руль, жена рядом. Две иномарки медленно прокатили по проселку над рекой, свернули в город, быстро промчались по главной улице и выехали на московскую трассу. Через пять километров Кащеев свернул влево. Олег крутанул за ним. Еще через пятьсот метров они оказались на заброшенной городской свалке. Тоня ждала в Мерседесе, пока ее муж с бандитом, не загонят БМВ вглубь свалки и не подожгут. Когда они оба вернулись, сзади прогремел взрыв и столб огня осветил свалку.

– Предлагаю до утра прокантоваться у меня. Женушку устроим отдельно, а нам есть о чем побалакать. – Упрашивал Кащеев, выруливая назад в сторону города. Тоне хотелось домой.

Кащеев отговаривал:

– Зачем беспокоить родителей в три часа ночи?

– Ты бы лучше побеспокоился о моих родителях, когда бил по голове папу. – Не сдержалась Тоня.

– Во-первых, я к твоему отцу не прикоснулся. А во-вторых, он сам виноват. Его вежливо предупредили.

Олег положил жене руку на плечи:

– Сейчас не надо, Тонька, он сохранил нам не только жизнь. Придется выслушать, что он скажет.

Больше Тоня домой не просилась.

Кащеев подвез их к своему коттеджу. Когда они поднялись на крыльцо, автоматически загорелся фонарь под навесом. Гена позвонил в звонок. Дверь тут же раскрылась. На пороге возникла высокая, очень худая, но красивая и совершенно обнаженная женщина. Ее широко посаженные глаза смотрели на пришельцев не мигая, и без всякого выражения.

– Мака, уложи телку спать, а нам собери в каминной. – Распорядился Кащеев. Мака кивнула, и с тем же отсутствующим выражением взяла оторопевшую Тоню за руку и увела в глубины бандитского дома. В коридоре им навстречу попался парень. При виде незнакомой девушки он приложил палец к губам и ласковым шепотом попросил:

– Девочки, только без шухера. – И, шлепнув Маку пониже спины, проскользнул мимо.

Пока голая подруга бандита разжигала огонь и выставляла на низкий столик фрукты и алкоголь, Олег старался в ее строну не смотреть… Кащеев на Маку внимания не обращал. Он разлил виски и предложил тост:

– Давай вискарика за все хорошее.

– За хорошее, так за хорошее… – Согласился Голенев.

Они сидели возле горящего камина второй час, выпили немало виски, но голова у Олега оставалась трезвой. Кащеев говорил много. Пожаловался на безотцовщину в детстве, на то, как первый раз попался за пирожках, что стащил с голодухи у торговки, поведал, как создавал свой комплекс с магазинами, баней и кафе Какманду и как чиновники ему поначалу вредили, пока не взял их на довольствие…

Олег верил и не верил Кащееву. Тот божился, что завязал с прошлым. В церкви на него нашло озарение.

– Понимаешь, я вдруг отморозился. Баста, не хочу через кровь. Можешь верить, можешь нет. Я на себя, как бы с неба Его глазами зыркнул и ужаснулся, какая я гнида. Для меня было человека пришить, как два пальца. – Кащеев отвернулся в сторону и три раза быстро перекрестился. Голенев посмотрел туда же и увидел икону.

– Ты еще и в Бога веришь?

– Верую. Я церковь у себя построил и батюшку выписал.

– Странный ты тип…

– Был чумной. А теперь задумался. Что творю и зачем? Ради хрустов? Я их и так нарублю. Ты же наквасил почти без крови… Турок не в счет.

Олег насторожился:

– Ты о чем?

– Не гоношись. Я слыхал, ты за друга разобрался.

– Много знаешь… – Усмехнулся Голенев.

– Мирок маленький, все ля-ля тополя. Так вот, я сначала бесился, что твой Постный с заводом цемента кашу заварил, а потом думаю, чем мне плохо? Пойдет дешевый цемент, строить начнут. Больше домов, больше леса. Дома не только из бетона варганят. А у меня дерево, у меня обои, у меня кирпич. Будут хватать, мне прибыль. Я тебе обещаю, стройку твоего мэра блатные за версту обегут. Ни один гвоздик не пропадет, сукой буду…

– А говоришь, завязал?

– Привычка… Не притыривайся к словам… Ты там на юге свои бабки квась, чтобы завод поставить, а я здесь прослежу, чтобы никто мэру подлянки не клал. Идет?

– Идет, если не врешь.

– Чтоб мне век воли не видать.

– Снова за свое?

– Да ладно тебе. У блатных это самая верная клятва. А я в тюрьме пятерик с довеском отмотал. Ты не думай, воровская честь – штука серьезная. У нас за слово башкой отвечают… А теперь иди под бочок к молодой жене. Я тоже о кости своей Маки потрусь. Слаб на костлявеньких…

Кащеев проводил Голенева в спаленку для гостей. Тоня лежала на огромной кровати и смотрела на себя в зеркало. Потолок в спальне состоял из зеркал. Олег запер за собой дверь и прилег рядом: