Вердикт: невиновен! - Ева Львова

– Это Гарик, – поспешно представила разговорчивого студента Юля, повышая голос, чтобы перекричать музыку.

Борис смерил взглядом белобрысого парня, на скуластом лице которого играла презрительная усмешка, и подумал, что этот Миносян какой-то нетипичный представитель своей нации. Но на размышления у Джуниора не было времени, потому что Юля продолжала называть имена своих друзей.

– Вон там сидит моя подруга Лиза, – кивнула она на чернявую девицу, худые ноги которой перегородили проход, – а напротив – её парень, Виталик. Прошу любить и жаловать.

Представляя друзей, Юля встала и принялась выкладывать нарезки и соленья на уже имеющиеся на столе тарелки.

– Жалко, Вовки нет, он так любит брауншвейгскую колбасу! – громко говорила она, раскладывая угощения. – Ой, а маринованный чеснок Вовка просто обожает.

– Достала ты уже со своим Вовкой, – вспылил скуластый Гарик, стукнув кулаком по покрывалу. – Только и слышно – Вовка да Вовка! Может, нам уйти?

Лиза вскинула голову и, испепеляя взглядом Миносяна, с вызовом выдохнула:

– Чего ты к ней пристал? Оставь Юльку в покое! Хочет – и говорит про Вовку!

Видя неудовольствие товарищей, Миносян пошёл на попятную и миролюбиво пробормотал:

– Да ладно, ладно, Лиз.

С опаской поглядывая на Исаеву, Гарик осторожно спросил:

– Слушай, Юль, ты говорила, твой отец приедет из командировки и будет машину продавать. Какая у него тачка-то?

– «Кадиллак Эскалейд», – накладывая Борису салат из огурцов и помидоров, с гордостью ответила Щеглова.

– Ого, круто! Пусть мне продаст, я давно мечтал о таком холодильнике на колёсах! – восхитился Гарик. – Я-то свою «Шкоду» спулил за копейки, чтобы упырю Черненко на взятку насобирать. А она не понадобилась, так что теперь можно снова тачку брать.

– У тебя денег столько нет, сколько стоит машина Юлькиного папы, – надменно оборвала его рассуждения Лиза, не спуская с собеседника неприязненного взгляда.

– Мне родители добавят, – не унимался Миносян. – А Юлька папашу попросит, чтобы много с меня не брал. Мы же друзья, правда, Юль?

Хрупкая блондинка покраснела и промолчала, тем самым давая понять, что вполне считает себя другом Гарика.

– Сколько же твой папа, Юль, хочет за машину? – решил принять участие в общем разговоре Борис. И тут же за это поплатился.

Гарик прищурился, отчего его скуластое лицо сделалось плоским, недобро посмотрел на гостя, которого явно невзлюбил с самой первой минуты знакомства, и въедливо поинтересовался:

– Брат с Севера, ты что, не помнишь, как зовут твоего родственника? Почему ты называешь своего дядю «твой папа»?

– А тебе какое дело? – встала на защиту засланного казачка невеста Володи Мызина, забывая, что ещё секунду назад считала Гарика своим другом. – Как ему удобнее, так и называет.

– Прекратите орать! – не выдержал молчаливый Виталик. Его смуглое лицо утратило сонное выражение, а торчащие уши стали от возмущения красными. – Мы что, сюда собачиться пришли? Наливайте горячительные напитки, а то скучно становится, аж зубы сводит.

– Не буду я с вами пить, – надулся Миносян.

Он встал из-за стола и, направляясь к дверям, на ходу обронил в сторону маленькой блондинки:

– Щеглова, пойдём выйдем, разговор есть!

Юля покорно поднялась из-за стола и двинулась за однокурсником, на ходу застёгивая куртку, в кармане которой покоился микрофон. Вставив в ухо наушник, Борис насторожился и замер, готовясь в любой момент вскочить и броситься на помощь клиентке.

Гарик вывел Юлю в коридор и, плотно прикрыв дверь, начал что-то горячо ей говорить. В наушнике раздавались невнятные звуки и отдалённое шипение, как будто дразнили змею.

– Сделайте музыку потише, – взмолился Борис, понимая, что в таком шуме не услышит ни слова из подслушиваемого разговора.

Исаева прикурила сигарету и, процедив сквозь зубы «Ага, щазз!», непримиримо мотнула иссиня-чёрными волосами, выражением лица давая понять, что убавить звук Борис сможет только через её труп. Виталик, утратив интерес к окружающим, в одиночестве пил водку. Уши его с каждой рюмкой наливались цветом, приближаясь по насыщенности к рубину. Понимая, что проваливает операцию, Борис от отчаяния тоже налил себе полный фужер водки и, плохо соображая, что делает, лихо опрокинул себе в рот. По телу тут же разлилось блаженное тепло, а в голову полезли идеи одна блистательнее другой. Больше не спрашивая разрешения, Борис потянулся к магнитофону и рванул провод из розетки, обесточивая причину шума. И в тот же миг услышал в наушнике резкий голос Миносяна:

– Имей в виду, Юленька, я видел, как твой Володя ударил профессора ножом в спину. Если ты и правду его так любишь, то сделаешь о чём прошу. Завтра же поедешь со мной, или я иду в прокуратуру.

Пока Борис при помощи шпионской аппаратуры подслушивал беседу в коридоре, Лиза сердито материлась, пытаясь дотянуться до розетки и воткнуть вилку на прежнее место. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вернулась Юля. Кроткое лицо её выражало сильную озабоченность. За невестой подозреваемого в помещение заглянул угрюмый Миносян и, отыскав глазами Лизу, грозно проговорил:

– Исаева, выйди. Дело есть.

– Может, перебьёшься? – хрипло осведомилась та, зажав в зубах только что прикуренную сигарету.

– Я сказал, выйди! – рявкнул Миносян и захлопнул дверь снаружи.

Переключив недюжинный запас злобы на Гарика, Исаева затушила окурок о тарелку и, ругая одногруппника на чём свет стоит, нехотя поднялась из-за стола. Как только Лиза вышла в коридор, Борис тут же подбежал к двери и приник к ней ухом. Наличие зрителей в комнате его не смущало: Юли он ни капли не стеснялся, считая за свою, а лопоухий Виталик находился в таком состоянии, в котором человеку не до чужих чудачеств. Разговор за дверью звучал довольно отчётливо, и приятель без особого труда разобрал:

– Между прочим, Исаева, я в тот вечер вернулся за деньгами и видел, как ты ударила декана ножом в спину. Или едешь завтра со мной, или я иду в прокуратуру и всё рассказываю следователю Седых.

– Чего тебе нужно-то? – презрительно процедила Лиза.

– Завтра узнаешь, – увиливал от ответа Гарик.

В первую секунду Борис растерялся, услышав из уст шантажиста два взаимоисключающих утверждения насчёт личности убийцы профессора Черненко. Но в следующий момент им овладела такая дикая ярость, что адвокат, не удержавшись, рывком распахнул дверь, выскочил в коридор и схватил Миносяна за грудки.

– Ты что же, курицын сын, людям голову морочишь! – не помня себя от злости, зашипел он Гарику в лицо. – Немедленно говори, мерзавец, кого ты видел убивающим профессора!

Оторопев от внезапности нападения и бешеного натиска противника, студент присел, закрыл голову руками и испуганно забормотал: