Глобальные элиты в схватке с Россией - Александр Проханов

В чём причины такой исторической динамики? Прежде всего – в «переформатировании» мирового пространства после открытия Нового Света. Если до того ось мировой экономики и торговли, как отмечал еще Фернан Бродель, проходила через Восточное Средиземноморье, за обладание которым в Средние века велась нескончаемая война (Византия, исламский мир, крестовые походы и т. д., вплоть до падения Константинополя в 1453 году и создания Османской империи), то после плавания Колумба эта ось начала смещаться в Атлантику, за Гибралтаровы столпы. И недавние гегемоны христианского мира, торговые города-республики Северной Италии, накопившие гигантские финансовые и организационные ресурсы, в этой новой реальности столкнулись с тем, что, образно говоря, земля ушла у них из-под ног. Тем более, что в 1494 году был заключен освященный папой Римским Тордесильясский договор, согласно которому все новооткрытые земли делились между Испанией и Португалией, а все остальные страны будущей Европы оказывались отрезанными от этих источников богатства. Что вызвало к жизни сначала Итальянские войны 1494–1559 годов, а затем – и Реформацию. Финансистам Венеции, Генуи, Флоренции и других городов Северной Италии, которая стала ареной боевых действий, было необходимо найти другую оперативно-политическую базу с прямым выходом в Атлантику. По ряду причин такой базой не стала Франция (хотя франко-венецианский союз одержал победу в «калейдоскопической» войне Камбрейской лиги 1508–1516 годов, когда союзники и враги менялись местами ежегодно, а порой – и ежемесячно). Но итальянские капиталы, которые подвергались растущему давлению со стороны испанской короны, всё активнее работали в этом направлении. Причем их усилия не концентрировались на каком-то одном участке, а носили системный характер. Американский мыслитель Линдон Ларуш и исследователи его круга называют эти усилия «венецианским вирусом», отмечая особую идеологию «неоаристотелизма», приспособленную к новым историческим условиям. «Труды Аристотеля… представляют собой сквозную апологию олигархической модели общества. Это более всего проявилось в его книге «Политика». Целью политики, по Аристотелю, являются сохранение неравенства. Государство должно выполнять и сохранять этот принцип. Отношения «хозяин-раб» Аристотель считает «естественным», «природным». «Необходимо подчинение одних другим… Одни от рождения созданы править, другие – повиноваться… Одни по природе своей свободны, другие – рабы… Аристотель именно потому стал популярен в Венеции, что это было рабовладельческое общество, построенное по олигархическому принципу. Христианство эпохи Возрождения было антитезой «звериной» концепции олигархизма. Идея Человека, отрицающая рабство и ростовщичество, ставила под вопрос само существование венецианской олигархии, и та ответила с холодной твердостью зла», – пишет, например, Джеральд Роуз в работе «Захват власти в Англии Венецией». В данной трактовке содержится немалая доля истины, хотя «Венеция» здесь – скорее, метафора, символ северо-итальянской культурно-экономической модели позднего Средневековья и Возрождения.

Но, наверное, стоит заметить, что «неоаристотелевская» апология человеческого неравенства нашла самую благодарную почву именно в Англии, а не где-либо еще. Именно Англия стала «родиной» расизма, не только биологического, но и социального. И причиной тому стал особый исторический характер формирования английской военно-политической элиты, а также особый статус её, по сравнению с аналогичными элитами государств континентальной Европы, заданный, прежде всего, тем, что Британские острова долгие века были крайней периферией известного мира и постоянным объектом для внешних вторжений: начиная от заселения кельтами (700 г. до н. э.), вытеснившими ранее прибывшие сюда докельтские (видимо, родственные баскам Иберии) племена, среди которых наиболее известны пикты (самоназвание «prit-tan», от которого мог произойти топоним «Британия»), а также ирландские круитни (самоназвание, восходящее к праформе «kriteni»). Затем было романское завоевание I в. до н. э., начатое Юлием Цезарем, вторжение германских племен англов, саксов и ютов V в. н. э., многочисленные набеги викингов, включая датское завоевание IX в., и, наконец, норманнское вторжение XI в., которое заодно закрепило власть папы Римского над английской церковью после Великого Раскола 1054 года.

Поэтому английская аристократия формировалась как «аристократия захватчиков», отношение которой к любому подвластному ей населению было ничуть не лучше, чем, скажем, отношение немецких рыцарей к прибалтам и славянам, но которая жизненно нуждалась в установлении и с ним, и со своими предшественниками некоего «статус-кво» для защиты от возможных новых вторжений с материка, а тем более – для новой экспансии. Отсюда – специфическая смесь насилия с лицемерием, распространенная впоследствии едва ли не на весь мир и ставшая характерной чертой «народа-господина», – смесь, необходимым соединяющим ингредиентом которой стала мифология сначала «прецедентно-правового», а затем – и «научного» сознания (именно создание Лондонского Королевского общества в 1660 году, после реставрации династии Стюартов на английском престоле, а затем связанное с этим формирование международных параполитических структур закрытого типа, чья деятельность скоординирована с деятельностью разведки, а также специальной системы «элитного» образования, дали в руки Лондона гигантские конкурентные преимущества перед другими европейскими государствами). Всё это является, так сказать, «родимыми пятнами» Старой Доброй Англии, по которому почти безошибочно можно идентифицировать и даже предсказывать её действия.

Brexit образца 23 июня 2016 года, если рассматривать его с этой точки зрения, – никакая не сенсация, а «дважды два четыре» традиционной британской политики. После Первой, а особенно – после Второй мировой войны Соединенное Королевство уступило лидерство на мировой арене своей бывшей колонии, Соединенным Штатам, добившись статуса их «привилегированного партнёра». При этом фунт стерлингов уступил роль «всемирной валюты» американскому доллару. До сих пор достоверно неизвестно, какое участие в создании и в последующей деятельности Федерального Резерва США приняли многоопытные британские политики, финансисты, однако факт остаётся фактом: «чистая» внешняя задолженность США (по состоянию на конец 1913 г. – почти в 3 млрд. долл.), к моменту завершения военных действий в ноябре 1918 г. превратилась в кредиты на сумму свыше 9,5 млрд. долл., тогда еще – золотых (в 1$ содержание золота составляло 1,50463 грамма). Только Великобритания оказалась должна США 5,5 млрд. долл. Да, уже после Первой мировой войны начался распад Британской империи, в которой не только было создано, благодаря поддержке ирландского лобби США, Ирландское свободное государство с правами доминиона (1922), но и сами доминионы на Имперской конференции 1923 года получили право вести самостоятельную внешнюю политику, а через три года на аналогичном мероприятии, после принятия «декларации Бальфура», – фактически полный суверенитет, но с признанием британского монарха номинальным главой государства в рамках Британского содружества наций. В 1936 году формальную политическую независимость получили такие «подмандатные территории» Великобритании, как Египет и Ирак. После Второй мировой войны процесс деколонизации приобрёл по-настоящему взрывной характер, поскольку в этом были заинтересованы и США, и Советский Союз, а Великобритании оставалось только «спасать то, что можно спасти». Для этого, конечно, нужно было всячески усилить конфронтацию между Вашингтоном и Москвой, чем и занимался Лондон еще с самого начала Второй мировой войны. Разумеется, в форме максимального сближения с Америкой, поскольку «дядя Сэм», в отличие от «дядюшки Джо» (И. В. Сталина), в принципе не покушался на основы общественного строя, созданного британскими элитами, на их право обладать властью и собственностью.