Инкогнито. Тайная жизнь мозга - Дэйвид Иглмен

Сражение между рациональной и эмоциональной системами хорошо иллюстрирует так называемая проблема вагонетки. Представьте такой сценарий: вниз по рельсам катится неуправляемая вагонетка. Пять рабочих ремонтируют рельсы, и вы, свидетель, понимаете, что вагонетка их убьет. Вы замечаете рядом стрелку, которую можно перевести. Это переведет вагонетку на другой путь, где она убьет только одного рабочего. Что вы будете делать? (Предполагаем, что тут нет никаких уловок или скрытой информации.)

Если вы похожи на большинство людей, то не будете колебаться, переводить стрелку или нет: смерть одного человека намного лучше, чем смерть пятерых, разве не так? Хороший выбор.

А теперь неожиданный поворот в ситуации: представьте, что по рельсам катится та же вагонетка и в опасности те же пять рабочих, но теперь вы находитесь на пешеходном мостике, перекинутом через рельсы. Вы видите, что на мостике стоит толстяк, и понимаете, что если столкнете этого человека с моста, то его массы будет достаточно, чтобы остановить вагонетку и спасти пятерых рабочих. Вы столкнете его?

Если вы похожи на большинство людей, то вас передернет от предложения убить невинного человека. Но погодите минутку. Чем же этот случай отличается от предыдущего? Разве вы не меняете одну жизнь на пять других? Разве тут не та же самая математика?

В чем разница между этими двумя случаями? Философы, работающие в традициях Иммануила Канта, полагают, что разница в том, как задействованы люди. В первом сценарии вы просто сводите плохую ситуацию (смерть пятерых человек) к менее плохой (смерть одного человека). Во втором человек на мосту используется как средство достижения цели. Таково популярное объяснение в философской литературе. Интересно, что существует объяснение различия в выборе, основанное на биологии мозга.

В этой альтернативной интерпретации, предложенной нейробиологами Джошуа Грином и Джонатаном Коэном, разница в двух сценариях приходится на эмоциональный компонент фактического прикосновения к человеку, то есть на взаимодействие с ним на близком расстоянии[190]. Если сконструировать ситуацию так, что человека с моста можно сбросить через люк, щелкнув переключателем, то многие люди проголосуют за сбрасывание. В близком взаимодействии есть что-то такое, что мешает большинству людей столкнуть жертву. Почему? Потому что личное взаимодействие активирует эмоциональные цепи, что превращает абстрактную, обезличенную математическую задачу в личностное эмоциональное решение.

Когда люди рассматривают проблему вагонетки, визуализация активности мозга показывает следующее: в сценарии с мостом активны области, вовлеченные в планирование моторной деятельности и эмоции. В сценарии со стрелкой активными становятся только латеральные зоны, отвечающие за рациональное мышление. Люди демонстрируют эмоции, когда им надо кого-то толкнуть; когда им предстоит просто нажать на рычаг, их мозг ведет себя подобно Споку из «Звездного пути»[191].

* * *

Битву между рациональной сетью и эмоциональной сетью в мозге прекрасно иллюстрирует старая серия из «Сумеречной зоны»[192]. Я пересказываю ее по памяти, но сюжет примерно таков: в квартире героя появляется незнакомец, который предлагает сделку.

— Вот коробка с одной кнопкой. Все, что вам нужно сделать, — нажать на нее, и я заплачу вам тысячу долларов.

— Что случится, когда я нажму на кнопку? — спрашивает герой.

— Когда вы нажмете кнопку, кто-то далеко отсюда, кого вы даже не знаете, умрет, — отвечает незнакомец.

Эта моральная дилемма заставляет персонажа страдать всю ночь. Все это время коробка с кнопкой стоит на его кухонном столе. Он смотрит на нее. Он бродит вокруг. Его лоб покрывается каплями пота.

Наконец, оценив свое безнадежное финансовое состояние, он лезет в коробку и нажимает кнопку. Ничего не происходит. Все тихо и неинтересно.

Затем раздается стук в дверь. Появляется незнакомец, вручает герою деньги и берет коробку.

— Подождите! — кричит ему персонаж. — Что сейчас будет?

— Сейчас я возьму коробку и отдам ее другому человеку. Кому-то, кто далеко отсюда, кого вы даже не знаете.

Эта история подчеркивает простоту обезличенного нажатия на кнопку: если бы человеку предложили напасть на кого-то, то такую сделку он бы, по всей видимости, отклонил.

На заре эволюции мы практически не могли взаимодействовать с другими людьми на расстоянии, большем, чем позволяла рука, нога или, возможно, палка. Близость к объекту сильно ощущалась, и именно это отражают наши эмоциональные реакции. В наши дни ситуация поменялась: генералы и даже солдаты обычно находятся далеко от людей, которых они убивают. В хронике Шекспира «Генрих VI» (часть вторая) бунтовщик Джек Кед задирает лорда Сея, издеваясь над тем, что тот никогда лично не подвергался опасностям сражений: «А случалось ли тебе хоть раз нанести удар на поле битвы?». Лорд Сей ответствует: «У сильных руки длинные, и часто врагов, не видя их, разил я насмерть!»[193] Сегодня мы можем одним нажатием кнопки запустить сорок крылатых ракет «Томагавк» с палуб военных кораблей в Персидском заливе и Красном море. За результатом можно наблюдать в прямом эфире на канале CNN через несколько минут — когда взрывы уничтожают здания Багдада. Потеряно расстояние, а с ним и эмоциональное воздействие. Обезличенная природа ведения войны делает ее поразительно легкой. В 1960-е годы один политический мыслитель заметил, что кнопку, начинающую ядерную войну, следует имплантировать в грудь лучшего друга президента[194]. То есть если президенту захочется принять решение об уничтожении миллионов людей на другой стороне земного шара, ему сначала придется убить своего друга, вскрыв ему грудную клетку, чтобы добраться до кнопки. Это как минимум вовлекло бы в принятие решения и эмоциональную систему, гарантировав защиту от обезличенности выбора.