Взлетая высоко - Бьянка Иосивони

– Тебя не было, – спокойно напоминает мама. – В тот момент мы точно не знали, где ты находишься.

Да, потому что вы этого не спрашивали. Потому что вас это не интересовало. Потому что вы просто позволили мне уехать, вместо того чтобы поговорить со мной и выяснить, как я себя чувствую. Что происходит у меня на душе? Они уже потеряли одну дочь, так почему бы не потерять вторую?

Слова вертятся у меня на языке, сжимают горло, но я не произношу ни звука. До этого момента я даже не знала, что ношу их в себе и насколько зла на родителей. Насколько разочарована.

Они подвели меня. Я нуждалась в них больше всего на свете, но их не было рядом. Они были охвачены собственным горем и заняты местью колледжу, хотя никто не смог бы спасти Кэти. Это был несчастный случай. Утром после вечеринки она поскользнулась у бассейна и утонула. Никого не было рядом, чтобы спасти ее, потому что все спали после пьянки. Подруга, с которой она болтала по телефону, хоть и вызвала «Скорую», но это не помогло, Кэти утонула. А я… я была дальше всех. Сидела в нашей комнате в общежитии и собирала вещи, чтобы отправиться домой на летние каникулы. Ждала возвращения Кэти, чтобы мы наконец могли вместе уехать. Но она так и не вернулась. И в моей груди разрослись бесконечные боль и пустота. Я понятия не имела, что происходит, но в глубине души знала, что случилось нечто ужасное. Нечто, что изменит меня навсегда.

Мама глубоко вздыхает, затем заправляет мне волосы за ухо.

– Сначала отдохни, дорогая. Когда ты проснешься, мир будет выглядеть по-другому, и тогда мы сможем поговорить.

Не знаю, радоваться мне или бояться. Я не хочу разговаривать. Больше не хочу. Разговор ничего не изменит, и я уже сказала им все, что хотела, в своем прощальном письме. По крайней мере, я так думала.

В последний раз я оглядываю комнату Кэти и неохотно ее покидаю. Моя собственная комната по-прежнему выглядит так же, как и в тот день, когда я уехала. Меня охватывает странное чувство, когда вхожу в нее, ставлю деревянный ящик на тумбочку и сажусь на край кровати, чтобы снять сандалии. Когда я уезжала, то была абсолютно уверена, что никогда больше сюда не вернусь. Не в этот дом и не в эту комнату. И это было нормально, я смирилась с этой мыслью. Снова быть здесь – все равно что войти в неизвестный мир. Мир, в котором я точно знаю, где все находится, но который мне больше не подходит, потому что это не мой мир. Будто я перешла на другую сторону, как дети из Stranger Things – разве что моя комната все еще выглядит точно так же.

– Тебе что-нибудь нужно? – Мама с беспокойством смотрит на меня из-за двери. Длинное путешествие наложило на нее отпечаток усталости. Несколько темно-каштановых прядей, тронутых сединой, выбились из прически. Ее макияж почти полностью стерся. Круги под глазами и бледный цвет лица я уже видела, мама была такой и пару месяцев назад.

– Полотенца лежат в ванной. Я принесу твои вещи.

– Спасибо, – хрипло шепчу я, потому что в горле пересохло.

Она улыбается, но выглядит такой грустной, что у меня сжимается сердце.

– Все будет хорошо. Отдыхай, Хейли.

С этими словами она прикрывает дверь, оставляя маленькую щель, как всегда делала раньше, когда мы с Кэти были детьми и делили общую комнату.

Внезапно усталость накрывает меня, и я едва не падаю. Каждое движение причиняет мне боль. Даже дышать трудно. Несмотря на это, я как-то умудряюсь стянуть с себя платье. Я оставляю его лежать на полу, сворачиваюсь калачиком в одном нижнем белье под одеялом и закрываю глаза. Знакомые звуки дома – единственное, что я замечаю перед тем, как заснуть.

Хейли

Когда я открываю глаза, в комнате уже светло. Мне нужна секунда или, может быть, две, чтобы сориентироваться и понять, почему все вокруг кажется таким чужим и знакомым одновременно. Постепенно воспоминания возвращаются ко мне: я наконец осознаю, что произошло и почему я здесь. Дома. В старой комнате, которая выглядит практически так же, как и в тот день, когда я отправилась в колледж вместе с Кэти.

Кэти…

Я сильно кусаю нижнюю губу, ожидая, что вот-вот боль пройдет, но это не так. Боль всегда будет со мной, независимо от того, что я делаю.

Мой взгляд останавливается на сумке рядом с дверью. Когда я уехала из дома три месяца назад, она выглядела относительно новой. Теперь на ее боку небольшая царапина, в левом нижнем углу дырка, а переднюю молнию заело. Эта сумка была мне такой же верной спутницей, как и старенькая «Хонда», оставшаяся в Фервуде. Возможно, машина уже не за закусочной, а у Лекси в мастерской. Рано или поздно мне придется решить, что с ней делать. Эта машина слишком важна для меня, да и ее ремонт обошелся мне в кругленькую сумму… Но могу ли я оставить ее там навсегда? Или просто продать?

Громкий звон посуды вырывает меня из размышлений. Похоже, папа спустился на кухню. Насколько хорошо он подкован в делах фирмы и суда, настолько же неуклюж дома. Он неплохо вбивал гвозди по необходимости или чинил вещи, но горе тому, кто даст ему в руки тарелку или, не дай боже, прекрасный фарфор. Несколько лет назад он разбил кружку из сервиза маминой прабабушки, и с тех пор ему не разрешают даже подходить к витрине. Понятия не имею, сколько раз маме приходилось покупать новую посуду, в результате чего у нас собралась удивительная коллекция из чашек и тарелок всех цветов, форм и размеров. От этой мысли на моем лице расползается улыбка.

Сколько вообще времени? И какой сейчас день недели? Разве родители не должны быть на работе?

Я сажусь на кровати и поправляю волосы. Хотя я и слышу приглушенные звуки с первого этажа, мне кажется, что в комнате непривычно тихо. Нет ни шума из закусочной, ни звуков автомобилей с Мэйн-стрит… а еще нет голоса Кэти и музыки, которую она громко включала. Только тишина. Меня окружает мертвая тишина.

Пока мои мысли не зашли слишком далеко, я подбираю одеяло и встаю. Мышцы протестуют, спина хрустит, а желудок урчит. Я шаркаю в ванную, которую делила с Кэти, включаю воду и встаю под душ. На несколько секунд. Минут. Может быть, и часов, потому я не выхожу из душевой до тех пор, пока вода не сменяется с теплой на холодную и у меня не остается выбора. По крайней мере, теперь я достаточно бодрая. И это даже без кофе!

Мои мысли стремятся вернуться к последнему утру в Фервуде, когда Лекси так грезила о кофе, что была готова тайком улизнуть за ним, но я откладываю воспоминание в сторону. Вместо этого я пытаюсь сосредоточиться на реальности. Высушить и расчесать волосы. Почистить зубы. Нанести крем на лицо. Моя старая бритва все еще тут, но лезвий нет. Их нет ни в самой бритве, ни в ящике, в котором я роюсь, пока чищу зубы. Здесь есть разные мелочи: кремы, тампоны, гель для душа и так далее. Но лезвий нет. И маникюрный набор я тоже не могу найти. Серьезно? Маникюрный набор? Фыркнув, я задвигаю ящик обратно. Что, ради всего святого, родители думают, я смогу с ним сделать? Всадить пинцет в живот? Вскрыть вены ножничками для кутикулы? Они на самом деле так думают? По крайней мере, они оставили эпилятор и холодный воск, но мои руки дрожат от гнева, когда я полоскаю рот и бросаю зубную щетку обратно в стаканчик. В то же время я напоминаю себе, что не могу их за это винить. Они беспокоятся о своем ребенке. Просто пытаются меня защитить. В моей комнате в Фервуде Лекси так же убрала от меня все лезвия. При одном только воспоминании об этом мой желудок сводит.