Правда, которую мы сжигаем - Джей Монти

слегка наклоняет голову влево, корректируя линию обзора, чтобы лучше видеть меня сквозь толпу. Но он также как будто искушает меня. Как если бы я подняла его маску и увидела, как его брови приподнялись в немом вопросе.

Ты будешь танцевать для меня?

Мое тело раскачивается в такт музыке, охваченное иллюзией, что Рук здесь, со мной. Что он и мужчина передо мной, и тот, кто позади меня. Я танцую, как марионетка на ниточках, некоторые движения маскируются стробоскопами. Я танцую так, как будто Рук смотрит, а он мой кукловод.

Описывая небольшой круг головой, я позволила своим волосам упасть на плечи, выдыхая, пока мои руки очерчивали очертания моего тела. Я смотрю на белое мини-платье, забрызганное неоновой светящейся краской, завитки и узоры, украшающие мои бедра и руки.

Я извивался взад и вперед, перемещая верхнюю часть тела так же сильно, как и нижнюю. Руки хватают меня спереди, погружаясь в мягкую плоть моего живота. Но эти руки чувствуют себя слишком нуждающимися. Они не являются прямыми и точными, зная, куда идти, не нуждаясь в карте.

Подняв голову, я ожидаю, что человек в маске все еще здесь, но, как и мое видение в моем сознании, он исчез.

Во рту у меня вдруг пересохло. Легкое, воздушное ощущение, которое у меня было, исчезло, и я снова чувствую себя камнем, который вот-вот опустится на дно океана.

— Мне нужно в уборную, — хриплю я, отталкивая руки Истона от своего тела и игнорируя его мольбы остаться.

Тела толкают меня со всех сторон, лишь вызывая неотложную потребность в воде. Слишком много всего происходит, слишком много людей, слишком много звуков. Я чувствую, что могу умереть от сердечного приступа прямо посреди этого танцпола, и никто этого даже не заметит, все они настолько поглощены своим чувством экстаза.

Я давлю на дверь, ведущую в коридор, хрипя, когда я проталкиваюсь, мгновенно чувствуя облегчение. Я чувствую в воздухе, что здесь меньше людей. Моей коже прохладнее, помогая поту, который катился с моего тела.

Мягкие стоны удовольствия достигают моего слуха, обращая мое внимание на несколько разных пар, лежащих слоями в коридоре, тела которых прижимаются к стеклу зеркал, в то время как они хватаются за плечи своего партнера.

Неоновые светодиоды, освещающие зеркала, освещают только искривленные лица блаженства, которое они все испытывают. У одной пары штаны стянуты до щиколоток, а парень так сильно толкает ее внутрь, что я даже отсюда вижу, как качаются ее бедра.

Внезапно я почувствовал себя опустошенным, нуждающимся в чем-то, что, как я знаю, мог дать мне только один человек.

— Блядь! — между панелями зеркал грохочет другой мужской голос. Его дыхание кажется горячим, когда он ударяет ладонью по стеклу. Другой мясистой ладонью он крепче наматывает волосы девушки на свою руку, ее рот открыт, когда она сидит на коленях и смотрит на него снизу вверх.

Трудно не смотреть, не быть любопытной.

Я смотрю дальше по коридору, только чтобы слегка подпрыгнуть, когда я вижу, что мужчина в оранжевой маске вернулся, высокий, твердый, когда он смотрит на меня.

Мы стоим и смотрим друг на друга, а между нашими телами рикошетом отражаются стоны.

В нем снова есть что-то знакомое, но не настолько, чтобы у меня было оправдание тому, что я стою здесь и слушаю, как люди трахаются, пока мы пялимся друг на друга.

Танец был безобиден, я думала, что это плод моего воображения. До сих пор.

Пока я не вижу, как его нога движется вперед. Это отправляет меня в реальность, напоминая мне, что я не знаю этого человека, и кто знает, чего он хочет от меня. Он мог сделать миллион разных вещей, в том числе превратить меня в кожаный костюм.

Я поворачиваюсь, направляясь в противоположную сторону, иду быстрее, чем должена, потому что не знаю, куда иду.

Мое тело сталкивается с одним из зеркал сильнее, чем мне хотелось бы признать.

— Дерьмо, — шиплю я, потирая плечо, на которое ушла большая часть силы. Отражение показывает мне, что он все еще следует за мной, так что у меня не так много времени, чтобы залечить свои раны.

Я борюсь с нарастающей паникой, отличной от утопающей, которую я обычно чувствую. Это совсем другое.

Это похоже на зыбучие пески, окружающие мои ноги, роящиеся, как муравьи на еду, затягивающие меня глубже в мягкую, зернистую землю.

Вот что делает зыбучий песок — он пожирает людей. Он пожирает их, отказываясь оставить что-либо, пока ты не окажешься в ловушке под тяжестью песка, превращающегося в осадок.

Я вижу его тело в каждом зеркале. Темная маска с оранжевыми светодиодами размножается, кажется, сотнями, и его вырисовывающаяся фигура, кажется, блокирует все мои пути к отступлению. Что еще хуже, пока я практически бегу на каблуках, он еле двигается, как будто знает, что ему не нужно пытаться меня поймать.

Как будто он уже поймал меня.

Мое горло сжимается, страх ползет вверх острыми когтями.

Повернув налево, я вытягиваю руку, продолжая двигаться быстро, но убедившись, что снова не врежусь в тупик. Ужас скручивает мой живот, когда я двигаюсь быстрее, звук его шагов эхом отдается в моей голове. Я не знаю, куда я иду. У меня нет настоящего плана.

Поэтому вместо того, чтобы продолжать паниковать, я решаю взглянуть правде в глаза. Я отказываюсь признавать поражение перед этим страхом, зная, что такие парни, как он, вероятно, получают удовольствие от того, что пугают меня. Я оборачиваюсь, бросая взгляд на чувака за маской.

— Чувак, забей. Следить за людьми — чертовски кре… — я останавливаюсь, замечая, что говорю сам с собой, потому что кажется, что он снова испарился.

Кто-то накачал меня наркотиками, а я просто не знала об этом? Это все просто какое-то ЛСД-путешествие или галлюцинация? Был ли вообще когда-нибудь человек в маске?

Я провожу рукой по волосам, смеясь над собой, чтобы справиться с тем, насколько я брежу.

— Ты официально сошла с ума. Разговор с самой собой только дополняет этот факт, — я возвращаюсь в исходное направление, мой мочевой пузырь сильно сжимается, подталкивая мою память к тому, куда я направляюсь.

Моя кровь застывает в венах, все мои функционирующие органы замирают, когда я чувствую резкое давление на свой рот. Сила этой руки, заставляет меня хныкать от боли. Я почти слишком напугана, чтобы оторвать глаза от груди человека, но, когда я это делаю, они расширяются от ужаса. Кожу головы покалывает, а кости трещат.

Оранжевая маска