Смертельные послания - Джон Г. Мэтьюз

Первой его мыслью было как можно быстрее убраться из Тендерлойна. Если напасть здесь еще на одну девушку, Дэйзи и ее подруга могут связать это нападение и встречу с ним. Он прошел три квартала, затем поймал кеб и велел везти его к Бауэри.

Когда они уже были недалеко от цели, лошадь вдруг встала на дыбы и попятилась, напуганная шумом поезда, который проезжал над ними по рельсам, проложенным по железным парапетам. Тащивший его паровоз обдавал густыми клубами пара соседние дома.

– Черт возьми, дьявольская штука, – сказал кучер своему пассажиру. – Им нужно было подумать о лошадях, когда они изобретали подобные механизмы, как вы считаете?

– Да, нужно было.

Здесь, на залитых ярким светом улицах, было почти так же многолюдно, как и в Тендерлойне. И вдруг он вспомнил, что именно сюда, по его собственному утверждению, первоначально отправился матрос в ночь убийства Люси Бонина. Он попросил кебмена отвезти его в Файв Пойнтс.

– Файв Пойнтс? – изумился тот. – Прошу прощения, но я туда не езжу.

Этот район был почти так же печально знаменит своими бандами головорезов, как и Четвертый округ, и мало кто, за исключением его обитателей, отваживался соваться туда ночью. Пассажир понимающе кивнул.

– Хорошо. Высадите меня как можно ближе к нему.

Он прошел немного пешком и в двух кварталах от Файв Пойнтс встретил девушку.

Поначалу она произвела на него впечатление бездомной или бродяжки, а отнюдь не проститутки. Худая, с темными запавшими глазами, словно не ела несколько дней, с жидкими черными волосами, в платье, когда-то, видимо, белом, которое теперь было желтовато-серым. Молода, похожа на итальянку или ирландскую цыганку.

Девушка улыбнулась ему, когда он приблизился к ней.

– Вы кого-нибудь ищете, мистер?

В ней не было ни капли красного цвета или хотя бы близкого оттенка. Она представляла собой серый эскиз на фоне черной ночи, и он едва не прошел мимо. Однако время поджимало: если отложить поиск девушки до следующего вечера, может быть слишком поздно.

– Вы знаете место где-нибудь поблизости, куда мы могли бы пойти? – спросил мужчина.

– Да. Следующий переулок налево.

– Там есть кто-нибудь еще?

– Нет, мы будем одни.

Когда они раздевались в комнате с обшарпанными стенами, он подумал: почему никто из них, кроме одной, не понимал до самого последнего момента, что должно произойти? Может быть, они не были готовы к такому развитию событий и поэтому не успевали отреагировать. Одна зажигает спичку – и тем самым избегает гибели. Другая не вовремя улыбается – и погибает. Дело случая.

В углу комнаты высилась груда тряпья и старой одежды. Рваная одежда и нижнее белье лежали также на двух стульях.

– Одну секунду. – Он достал из кармана пальто маленький флакон с красной жидкостью, открыл, окунул туда мизинец и приложил его кончик к ее губам. – Нужно, чтобы у вас на лице было хотя бы немного краски.

Губы девушки задрожали, когда он прикоснулся к ним. Она улыбнулась ему с благодарностью – как будто никто прежде не проявлял о ней такую заботу. Теперь она выглядела просто красавицей. Ее губы оживляли унылую комнату, наполняя ее красным цветом. В этот раз было важно связать два нападения, поэтому он захватил с собой флакон с кровью Люси Бонина, чтобы потом нанести ее на тело новой жертвы. И тут у него неожиданно родилась импровизация.

– Я хорошо смотрюсь так? – спросила девушка.

– Просто замечательно.

Когда чуть позже он сжимал ее горло, у него вдруг возникла мысль, не отпустить ли ее. Девушка смотрела на него широко раскрытыми, умоляющими глазами, словно спрашивая: «Почему вы делаете это со мной?»

Она выглядела такой юной, такой трогательной, что он решил: она заслуживает того, чтобы ей дали еще один шанс в жизни. Но вместе с этим он понимал, что уже слишком поздно: она видела нож в его руке и сможет впоследствии опознать его.

Он все же попытался насладиться первым ударом ножа, испытать то восхитительное чувство, когда теплая кровь жертвы орошает тело, но даже это у него на сей раз не получилось. Слабый блеск в глазах девушки свидетельствовал о том, что после первых нескольких ударов она была еще жива. По ее щекам текли слезы, а он продолжал вонзать лезвие в ее тело, бормоча вполголоса, словно мантру:

– Мне очень жаль, я не хотел делать это. Я не хотел убивать вас. Вы не та, которая мне нужна… не та, которая мне нужна…

Я не хотел убивать эту девушку. И ее кровь не только на моих, но и на ваших руках. Если бы вы не затеяли эту глупую авантюру с матросом, она не умерла бы. Но мне пришлось сделать это, поскольку вы все еще держите его в «Томбс». Если бы он уже был на свободе, вы могли бы возложить на него вину за еще одно убийство и снова арестовали бы его. Вы не оставили мне выбора.

Вы начинаете разочаровывать меня. Я считал вас достойным противником, но теперь очень в этом сомневаюсь. Я убил ту, последнюю девушку, Люси, в какой-то сотне ярдов от вас, когда вы с Ардженти находились на борту «Дельфина». А вы схватили этого несчастного матроса, Джека Тейлора! Неужели вы не понимали с самого начала, что он не может быть мной? Неужели вы до сих пор не узнали меня достаточно хорошо? Вы вынудили меня связать вместе убийства двух девушек, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Я оставил предыдущую метку в виде буквы на теле Камиллы Грин на видном месте, но даже это было истолковано вами неправильно, и вы пошли в неверном направлении. Поэтому я оставил сейчас эту метку там, где ее невозможно не заметить. Но не забывайте: я слежу за вами – и знаю, когда вы совершаете ошибку, наверное, еще до того, как вы ее совершите.

Меня удивляет, что всегда столь проницательный и основательный Колби упускает из виду эти метки и не делает логических выводов. Да, они спрятаны довольно хитроумно, но не до такой степени, чтобы оставаться абсолютно скрытыми от человека такого уровня, как Колби или как вы.

Кстати, спросите Колби, почему надпись, оставленная рядом с телом Кэтрин Эддоус, была устранена столь поспешно и с тех пор никогда не упоминалась? Неужели он неправильно истолковал и это послание?

* * *

– Обширные кровоподтеки и следы ушиба на правой стороне шеи и плече жертвы. Разрезы на левой стороне шеи, перерезана сонная артерия.

Джеймсон отклонился назад, и Лоуренс, который вел записи, сидя рядом, поднялся со стула и замерил раны.

– Пять с половиной и четыре с четвертью дюймов соответственно, – сказал он. – Вероятная причина смерти – кровопотеря через перерезанную сонную артерию.

В секционной комнате морга было светло. Четыре газовых фонаря на потолке и один, подвешенный к медной трубе прямо над трупом, создавали чрезвычайно яркое освещение. Их мягкое шипение служило единственным аккомпанементом к голосам и стуку щипцов и зажимов об эмалированные тарелки.