Волкодавы СМЕРШа. Тихая война - Олег Таругин

Натаскав под самый скат остатки сена – все приятнее, чем на нанесенном сквозь дыры снегу валяться – и застелив его плащ-палаткой, устроили лежку. Понаблюдав за деревней несколько минут, Александр вынужден был признать, что Паршин оказался кругом прав: поселение отсюда и на самом деле как на ладони. При наличии бинокля, разумеется. И лесная опушка тоже неплохо просматривается, полнолуние хоть и прошло еще в начале месяца, но кое-какой свет убывающий месяц дает. Если приноровиться и привыкнуть к темноте, разглядеть убегающую в лес темную фигурку на белом снегу более чем реально.

– Командир, – со стороны лестницы донесся скрип перекладин под подошвами, и громкий шепот Максимова оторвал Сашку от размышлений. – Спустись-ка, мы тут чего нашли. Тебе понравится.

Недоуменно переглянувшись с Карпышевым, он протянул товарищу трофейный «цейсс», молча кивнув в сторону деревни, и аккуратно двинулся в обратном направлении.

– Ну, чего тут у вас? Клад отыскали?

– Еще какой, – хихикнул Серега, возбужденно подталкивая Гулькина куда-то в сторону дальнего от входа угла. – Осторожно, не споткнись. Костян, подсвети.

Темноту разрезал синий маскировочный свет зажатого в ладони фонаря. В первую секунду Александр не увидел ничего, кроме разворошенного потемневшего сена и какой-то пыльной вылинявшей тряпки, зато в следующую, не сдержавшись, присвистнул:

– Ого, вот так ничего ж себе!

– Ну, дык, а я о чем! – жарко задышал в ухо Максимов. – Мы хотели остатки сена в одно место сгрести, чтобы теплее было, вот и наткнулись. Похоже, не зря мы сюда приперлись, а?

– Похоже, точно не зря… – пробормотал осназовец, разглядывая прикрытое куском брезента оружие. Несколько трехлинеек и маузеровских карабинов с замотанными тряпками затворами, пару вскрытых патронных цинков, взрезанные крышки которых были загнуты обратно, а щели заткнуты какой-то ветошью. Угловатый солдатский сидор, сквозь прореху виднеются ребристые корпуса осколочных «эфок» и круглые бока «РГ-33» как с осколочными рубашками, так и без оных. Пистолет-пулемет Дегтярева, в точности такой же, как у них, только с расщепленным пулей прикладом и без диска. Четыре советских и одна немецкая каска. Сложенные стопкой диски от «ДП-27» в количестве четырех штук. И, наконец, стоящий под самой бревенчатой стеной пулемет «Максим» без щита и затвора; возле станины валяется несколько патронных коробок. Кожух около водоналивной горловины пробит осколком – рваное продолговатое отверстие щерится краями вывороченного металла. Интересный такой набор… впрочем, куда любопытнее сохранность оружия. Часть винтовок и пулемет выглядят вполне ничего, а вот «ППД-40» явно успел полежать в земле: кожух и расколотый приклад забиты глиной, ствольная коробка успела подернуться ржавчиной. Схожая картина и с остальными винтовками – как навскидку, их явно откуда-то выкопали. Интере-есненько…

– Ну, чего думаешь? Наверняка дезертиры, да? Сдернули, суки, с позиции, вышли к деревне, оружие спрятали. Сейчас сидят по хатам тише воды ниже травы, за местных себя выдают. Ну да ничего, теперь мы их вмиг расколем. Согласен?

– Пока не знаю, но скорее нет… – задумчиво протянул Александр, шикнув на Паршина. – Да выключи ты фонарь, вдруг кто заметит!

Свет погас, и Гулькин продолжил рассуждать, убеждая не то товарищей, не то самого себя:

– Допустим, дезертиры. А пулемет-то зачем с собой тащить, если решили с передовой сбежать? Поврежденный и со снятым затвором? Он даже без воды и щита больше полусотни кило весит. Кстати, заметили, коробки с лентами кое-где пулями и осколками побиты. Диски к «дегтяреву» опять же – зачем? Автомат, опять же, явно из земли поднят. И каски, особенно фрицевская. Они-то тут каким боком? Не, мужики, не сходится чего-то, сильно не сходится… Дезертир с собой максимум винтовку взять может, ну, патроны к ней, гранат парочку, штык. Короче, то, что можно на себе без особого труда тащить, а при необходимости быстро спрятать или в ближайший сугроб выкинуть. А это? Ну, не знаю… скорее, местные после боев с заброшенных позиций натаскали. Селяне – народ дюже хозяйственный, ни за что ничейное добро не бросят. Или пацаны деревенские, эти тоже мимо бесхозного оружия никак не пройдут. А в сарае спрятали, чтобы взрослые уши не оторвали. Но пошуровать вокруг нужно тщательно, вдруг все-таки какие документы отыщутся.

– Кстати, Саш, еще кое-что заметил? – подал голос Паршин. – Ни одного пистолета или револьвера нет.

– Заметил, – кивнул головой Гулькин, хоть в темноте никто из товарищей видеть этого и не мог. – Только это еще ни о чем не говорит. Пистолет – вещь небольшая, сунул в карман или за ремень – и все. Да и время сейчас такое, лучше при себе иметь, коль уж раздобыл где-то. Причем это и местных касается, и тех же дезертиров. Так что держите ушки на макушке, могут и стрельнуть. Серега, давай к двери, за тылами приглядывай, пока мы с Костей ревизию проводить станем.

Ничего особенного осназовцы в груде оружия не нашли – только изгвазданную землей и какими-то бурыми пятнами, подозрительно похожими на кровь, противогазную сумку с сотней винтовочных патронов россыпью как наших, так и немецких. Судя по внешнему виду, их определенно собирали с земли – в сумке было полно комьев глины; некоторые патроны, второпях закинутые внутрь вместе со снегом, смерзлись между собой; порой встречались даже стреляные гильзы, видимо, не замеченные тем, кто собирал боеприпасы. С точки зрения Гулькина, это окончательно развенчивало предположение о дезертирах, одновременно подтверждая другое, касающееся тяготеющих к самовооружению местных жителей. Никаких документов не нашлось и в помине.

– Похоже, прав ты, командир, никакие это не дезертиры… – разочарованно пробормотал Паршин, вертя в руках «ОСП-30»[18] с застрявшей картонной стреляной гильзой от осветительной ракеты, обнаруженный в той же самой противогазной сумке. Картон сначала намок и разбух, а затем намертво вмерз в казенник.

– Угу, – согласился Сашка. – Вот только поди знай, хорошо это или не очень…

– Ты о чем?! – удивился товарищ, отложив ракетницу в сторону.

– Да о том, что с дезертирами-то все понятно было – нашли, обезвредили, скрутили, и дальше пусть трибунал решает, кому вышак, кому штрафная рота. А вот с местными как быть? Они ж наверняка один за другого стоять станут – «ничего не видел, ничего не знаю». А самое смешное знаешь что? Они и вправду могут не знать, кто здесь это добро припрятал.

– Так ведь кто-то в особотдел сообщил? – пожал плечами товарищ. – Наверняка кто-то из своих, деревенских.

– Не факт, Костя, далеко не факт. Как бы не оказалось, что это оружие – и то, ради чего нас сюда послали, – две абсолютно разные вещи.

– Поясни? Почему так считаешь?

– Да просто пытаюсь анализировать и просчитывать варианты, как учили. Ну, оружие, ну, спрятанное. Допустим, кто-то увидел и проинформировал. Найдем мы, так сказать, хозяина. И чего? Скажет, что партизанить собирался, отряд из местных организовать, да только не успел, наши раньше немца отбросили. Ну, а стволы? Так наших же и ждал, чтобы сдать, или армейцам, или сотрудникам НКВД. А на месте боя не оставил, допустим, чтобы пацанва деревенская не добралась – видел, в сидоре половина «тридцать третьих» с прикрученными рукоятками, то есть в боеготовом состоянии. Тут и на самом деле подорваться – раз плюнуть. Вот и спрятал от греха подальше. Отвезем в расположение, арестуют его. Проверят – не сразу, конечно, посидит сначала, пока нужные документы поднимут. Да и отпустят. За отсутствием состава преступления, так сказать.