Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже

– Я в порядке, – бормотал он, – черт, я…

Ивана наклонилась ближе и услышала странный скрипучий голос, без конца твердивший одно и то же слово: реглисс… реглисс… Во всяком случае, так ей показалось.

Когда сыщику удалось-таки встать одним коленом на асфальт, Ивана огляделась, ожидая возвращения собаки и появления байкеров, «глок» Ньемана отлетел на несколько метров в сторону. Она рванулась было, чтобы подобрать оружие, но уличный шум дополнился угрожающим ревом моторов.

Стоя двумя ногами в луже, Ивана прицелилась в одного из мотоциклистов и тут услышала крик. Она обернулась и увидела, что Ньеман скрючился, прикрыл голову руками и рыдает в воротник, а вокруг него медленно кружит вернувшийся пес. Хищник наслаждался поражением врага. Иване показалось, что она заметила, как лихорадочно сверкают глаза монстра. Его приземистое тело, покрытое короткой шерстью, блестело, как намазанное маслом, совершенная мускулатура завораживала. Это животное само было орудием убийства.

Ивана снова обернулась, чтобы взять на прицел байкеров, но один из них опередил ее, ударил кулаком в подбородок, свалив на мостовую. Четверо на мотоциклах окружили ее, но она не смогла разобрать, какой марки их машины.

Ивана прищурилась, чтобы разглядеть мучителей, но снизу их лица были замотаны шарфами, а глаза прикрывали очки. К ним подтянулись пешие подельники с собаками.

Лейтенант не верила своим глазам: сцена из «Безумного Макса»[30] разворачивалась на сказочной улочке, где стояли дома с геранями на окнах и флюгерами из кованого железа. Ни одного прохожего, ни следа патрульной машины – дождь прогнал всех и вся.

Ивана тоже лишилась оружия, и это ее добило. Она рухнула в воду, ожидая смерти. Сейчас ее пристрелят… пустят пулю в голову… или переедут мотоциклом…

У напавших на них людей оказалось богатое воображение. Один из «пехотинцев» подошел, схватил ее за волосы и потащил. Ивана вскрикнула, попыталась оказать сопротивление, но он дотянул ее до ближайшего мотоцикла, и она почувствовала жирный запах машинного масла и бензина…

Ивана выгнула спину и встретилась взглядом с человеком в капюшоне. Эти глаза она не забудет до самой смерти, как вечный кошмар, задвинутый в дальний угол памяти.

Мужчина вцепился в правую руку Иваны, и она издала душераздирающий вопль, поняв, что он намерен сделать.

Он сунул ее ладонь между педалью тормоза и ножным стартером и… остановился, как будто еще не решил, как поступить.

Байкер выключил двигатель, остальные сделали то же. Наступила тишина, нарушаемая только голосом ливня.

У Иваны гудела голова, все мысли куда-то разбежались. Мужской сапог опустился на подножку, и девушка почувствовала, как стартер впивается в тело.

Стоит мерзавцу нажать посильнее, и она лишится пальцев. Оставалось одно – ждать…

Она где-то читала, что человеческий мозг характеризует способность думать о завтрашнем дне, представлять себе будущее. Сейчас, в эту самую минуту, несмотря на страх и отчаяние, Ивана воображала, как будет жить дальше без пальцев на правой руке.

Она говорила себе – слабое утешение! – что лучше уж так, чем висеть на фонаре или быть разорванной на куски гранатой…

Иване показалось, что байкер поднимает ногу, но на самом деле он наклонился к ней, опустил шарф и сказал по-немецки, артикулируя четко, почти по слогам, чтобы она лучше понимала:

– Вы убили Принца, но я смогу простить вас. Если уедете.

Ивана решила, что он говорит о Юргене фон Гейерсберге, но это было лишено смысла… Нет, речь не о человеке, а о собаке, проклятом рёткене, которого пристрелил Ньеман.

Она открыла было рот, но байкер поднес палец к губам: «Тссс!»

– Уезжайте. Еще не поздно.

Он сделал знак подельнику отпустить Ивану, нажал на стартер, и банда исчезла, ревя и грохоча двигателями.

Ивана так и лежала, дрожа, как зимородок, и глядя, как дождь заливает улицу.

Она не знала, сколько прошло времени, а когда собралась с силами и привстала, увидела, что Ньеман не может подняться и так и барахтается в луже, как испачкавшийся в мазуте баклан.

Ивана сосредоточилась и первым делом ощупала карман в поисках мобильника: следовало сообщить о случившемся Кляйнерту.

В этот самый момент от немца пришло сообщение. Прослушав его, лейтенант Богданович поняла, что ночь только начинается.

Тело находилось в зеленоватой расселине, напоминавшей рану двухметровой глубины, поросшую мхом и лишайниками. Она перечеркивала песчаную лужайку. Обступившие ее черноствольные ели не пропускали сюда ни людей, ни времена года.

Еще один труп, и снова без одежды.

Безжизненное обезглавленное тело.

Голову бедняги Макса с оттопыренными ушами и зализанными волосами нашли в нескольких метрах от тела, с дубовой веточкой в зубах. Внутренности? Их ищут, они должны быть зарыты поблизости.

Прожекторы немецких экспертов, белые шары, похожие на шелковые китайские фонарики, колыхались над поляной, высвечивая мельчайшие детали.

За сорок минут пути из Фрайбурга-им-Брайсгау в сердце одного из лесов семьи Гейерсберг Ньеман успел оправиться от пережитых эмоций.

Сейчас он не хотел думать о Черных охотниках, тем более об их жалких подражателях, ряженых со злобными псами на поводках. Сейчас он наслаждался сухой одеждой и переживал отходняк от панического ужаса, пережитого из-за нападения рёткена.

Чего добивается убийца? Хочет обезглавить клан Гейерсбергов? Отомстить за проступок, когда виноват весь клан? Или у него совсем иная цель?

К ним подошел Кляйнерт, успевший «насладиться» синюшным видом трупа.

– У него на ступнях мох и листья. Значит, Макс долго шел, прежде чем оказался в расселине.

– Напоминает случай Юргена?

– На все сто.

– Почему никто мне не сказал? – зарычал Ньеман, срывая злость на коллеге.

Кляйнерт выглядел удивленным и все равно был похож сразу на учителя и мушкетера.

– Да все вам говорили! Это есть в досье французских жандармов и во всех наших отчетах.

Ньеман что-то пробормотал себе под нос. Никто не разобрал слов.

– У него исцарапано все тело, – продолжил комиссар. – Он отмахивался… от елок и других деревьев. Судя по всему, за ним гнались.

Ньеман вернулся мыслями к Черным охотникам. Они преследовали кузена Лауры? Того, кто пошутил: «Я даже их расценки могу вам назвать» – насчет шлюх, которых вызвали к себе накануне охоты. Мир его праху…