Принцесса и Ястреб - Ева Миллс

– Я же вижу, что ты не хочешь.

– Так сделай так, чтобы захотела.

Хавьер отпустил мои руки, перестал давить, и я легла свободнее. Сразу стало легче. Покрывая мое лицо и шею легкими, как бабочки, поцелуями, он спускался губами ниже, к груди, чувствительным, наэлектризованным, соскам. Когда он втянул его в рот, острое наслаждение стало нарастать во всем теле, и к моменту, когда палец Хавьера лег на мой клитор, я была на пике возбуждения. Я знала, что это не продлится долго, и когда скоро волна схлынет и болевой порог упадет, то эти грязные ласки вместо удовольствия начнут причинять боль. Поэтому я крепче обхватила мужа руками за спину и, укусив изо всех сил за плечо, выдохнула:

–Быстрее.

Дама червей

– А потом ты предложила ему что?

Марк схватился за голову.

– Ебанутая, как есть ебанутая. Ты, ты же всегда была разумной, сколько я тебя знаю, ты была какой угодно, но никогда не была идиоткой! Твой принц чудом тебя не убил!

– Он не мой.

– Да что с тобой творится! Тебя вместе с девственностью лишили и мозгов?

Марк кипел от гнева и мне, признаться, были приятны его переживания. Обычно нашей паре именно он всегда действовал импульсивно, попадая тем самым в переделки, а я потом заламывала руки, причитала и воспитывала.

Я без слов обняла его и положила голову на плечо, зная, что на Марка это подействует безотказно. Так и вышло: он замер, замолчал, а потом начал говорить ворчливым, но уже спокойным тоном.

– С тобой творится черти что последнее время. Не только последние два дня. Вся эта работа была ошибкой. Нам надо было бежать в ту же ночь, как мы подписали гребаные контракты. Давай сейчас. Еще не поздно.

– Ну конечно, поздно, глупенький. Но я все равно тебя люблю.

– И я тебя. Расскажи мне. Что происходит, почему тебя штормит?

– Не знаю, Марк. Нет почвы под ногами. Нет инструкции. Нет плана, нет цели. Я иду по болоту. Так страшно, что развернулся и пошел бы домой, но следы уже затянуло, и оглядываешься – не видно края, нигде. И думаешь, рвану вперед, изо всех сил, мочи нет уже ступать с опаской мелкими шажками в поисках тропы, и если затянет, то хоть почувствую, что бегу.

– Ты его любишь?

Я вздохнула. Марк такой Марк.

– Нет, Марк. Люблю я тебя. Веледу. А Ястреб мне просто нравится. То, что он засунул в меня два раза свой член не предполагает, что он автоматически высунул мое сердце.

– А то, что он два раза сунулся в твою голову?

– Не знаю. Это было… ужасно и прекрасно одновременно. Как будто ты луковица, с которой слой за слоем снимают кожу, и это так больно, что ты плачешь горючими слезами, но, когда наконец добрались до сердцевины, ощущение, что вот это блаженство, которое ты ждала всю свою луковичную жизнь.

– А потом тебя съедают вприкуску с мясом.

– А потом меня съедают. Прости, Марк. Я признаю, что вела себя как…

– Я?

– Как ты.

– Этого-то я и боюсь. Алкоголик в семье может быть только один.

Я прыснула от смеха.

– Почему ты гей? Из нас вышла бы прекрасная пара.

– Нет. – он не поддержал мою шутку. – Я раньше тоже так думал. Но сейчас вижу, что просто вынудил тебя взять роль мамочки в наших отношениях. Тебе нужен кто-то, с кем ты могла бы быть сумасшедшей. Пить яды, прыгать с моста, экспериментировать над своей жизнью и знать, что тебя потом убьют, но сначала все-таки подстрахуют.

– По твоим словам, мне прям нужен Ястреб.

– Тебе нужен Ястреб.

– Он… ты же сам видишь, он больше не приходит, Марк. Я не знаю, что и думать.

– Так прям-таки и не знаешь?

– Нет. Он был такой тогда… когда тащил меня через весь город. Я бежала за ним, как последняя собачонка и ни разу не раскрыла рот, так он меня пугал. А если он винит меня в случившемся?

– Он винит себя.

– Откуда такая уверенность? То, что я наблюдала, говорит об обратном.

Марк сделал лицо "учись, пока я жив":

– Я мужчина, хоть мне и не нравятся девушки. Я понимаю его. Быть мужчиной – значит, брать на себя ответственность, нужна она тебе или нет. Наверняка он сейчас прокручивает в голове варианты, как можно было избежать случившегося и что было бы, если бы он не успел.

– Но все же обошлось!

– Ох, Шелли, какая же ты все-таки наивная в некоторых вопросах… Твоя мать вбила в твою голову столько знаний и ничего, что можно использовать в реальной жизни.

– Моя мать не…

– Растила тебя под стеклянным колпаком? Не рассказывай мне сказки. И сейчас речь не о Веледе и ее воспитании. Просто поверь мне, тебе надо пойти к принцу самой.

– Первой?

– Второй, блядь! Какая разница, кто первым в отношениях сделает шаг к примирению?

– Марк! У нас нет отношений с его высочеством.

Друг прекратил дурачиться и посмотрел на меня очень, очень серьезно:

– А вот тут, как мне кажется, ты очень и очень ошибаешься.

***

Я набрала воздуха и постучала. Если не ответит, то просто скажу Марку, что я пыталась и ничего не вышло.

Но глухой голос сказал: "Войдите" и я вошла, озираясь как мышка.

Принц был за столом, полном бумаг. Кружки кофе, несколько грязных и одна, полная до краев, стояли прямо поверх каких-то документов. Он обреченно посмотрел на меня, кивнул на стул: садись.

Я несмело присела на самый краешек, чувствуя себя глупо: не похоже, что он страдает. Сидит и просто смотрит на меня испытующе своими проницательными карими глазами, которые в последнее время меня начинали пугать гораздо больше желтой их ипостаси. Пауза все тянулась и тянулась, и нам обоим было ясно, кто выиграет в эти гляделки. Следовало начать разговор, но весь задор и решимость куда-то испарились. Больше всего ситуация напоминала картину из прошлого: провинившаяся Гатинэ перед настоятельницей Мареной из колледжа святой Урсулы. «Блядство. Блядство, блядство» – сквернословить в мыслях было единственным способом как-то противоречить матери Марене и мы, студентки-послушницы, вовсю пользовались этим детским способом сопротивления. Вот и сейчас, выругавшись про себя, я немного успокоилась и, без долгих предисловий, спросила в лоб:

– Марк сказал, что ты винишь себя.

Он только хмыкнул и, потеряв ко мне остатки интереса, принялся что-то дописывать. Я подождала, подождала, а потом еще подождала и, чувствуя себя уязвленной до глубины души, поднялась со своего места, подошла к столу и, оперившись о столешницу ладонями, заговорила:

– Но знаешь, я так не считаю. Я думаю, ты просто не знаешь, как сказать мне, что получил от меня все, что хотел, а теперь смотришь, как на испорченную игрушку. Нет, не подумай, что я заподозрила тебя в наличии совести, скорее всего, ты просто опасаешься взорвать эту пороховую бочку Гатинэ: мало ли, что еще она сможет создать от обиды! И ты прав, я вполне могу придумать что-нибудь этакое, то есть, я могла, если бы захотела, но я не буду, я не одна из этих ревнивых сумасшедших девиц и это не я первая тебя…