Шаги в пустоте - Юлия Александровна Лавряшина

компания свидетелей их конфуза.

– Это я вам звонил, – сказал опер. – Михаил Скороходов. Вы оставляли фотографию. Есть сходство. Хотя пролежал он тут довольно долго, так что…

Артур взглянул на мальчика:

– Ты сможешь? – И пояснил Михаилу: – Это сын… того человека, которого я разыскиваю.

– Может, не он еще, – оперативник поглядел на Ромку с сочувствием.

«А парень-то крепче, чем я думал», – признал Артур, когда тот произнес, раздув ноздри:

– Я смогу.

– Ладно, – отозвался Михаил с сомнением. – Пошли?

«Всего несколько шагов, и я, возможно, навсегда лишусь старого друга. А Ромка отца. Пусть это окажется не он… Не Пашка», – Артур держался рядом с его сыном, пытаясь хоть этим выразить поддержку.

Это не имело смысла. Он давно знал, что в такие минуты человек испытывает ощущение бесконечного одиночества, сколько бы людей ни окружало его. Так было с ним самим, когда он опознавал тела родителей после той аварии… Артур даже не запомнил, кто еще в те минуты находился в морге. Патологоанатом? Следователь? Или он действительно был один, как и осталось в памяти?

Полицейское оцепление разорвалось перед ними, и они остались наедине с тем чудовищным, в чем с трудом угадывались признаки человека. «Это он», – Артур стиснул кулаки, глядя на почерневшую правую руку: на мизинце не было фаланги. Ее оторвало Пашке, когда они в детстве экспериментировали с химикатами, которые Юрка стащил в школьном кабинете. Только у него уже началась химия. Выдрала его Тамара Прохоровна после этого или нет? Это уже забылось.

– Папа… Да, это он.

Ромкин голос прозвучал не плаксиво и не хрипло – очень ровно, как механический. И это встревожило Артура: он уже знал, что дольше всех потрясение переживают те, кто не впадает в истерику, увидев родного человека мертвым. Другие, прорыдавшись, успокаиваются.

– Все, давай отойдем, – Артур приобнял его за плечи. – Остальное предоставь нам. Посиди тут немного…

Он отвел его на расстояние, которое должно было поглотить голоса, ни к чему Ромке слышать их разговоры. Пусть поглядит на море…

«Убийца знал это место, – Артур посмотрел вверх: тяжелый уступ отсюда загораживал верхушку скалы, откуда столкнули Пашу. А с нее не была видна эта часть берега. – Никто не заметил бы труп еще сто лет, если б не эта собака».

Ему не давало покоя только то, что и преступник не мог с вершины разглядеть, жив ли Павел. Все это время сомнения сводили его с ума. И он мог творить глупости. Или она… Чтобы столкнуть человека со скалы, много силы не требуется.

* * *

В первый момент я удивилась, что Артур отправил меня за Ромкой, хотя вполне мог привести его сам. Потом догадалась: он решил, что рядом со мной тот скорее соберется. Или вообразил, будто у меня найдутся какие-то особые слова, способные утешить, только потому что я сама недавно потеряла родителей?

Нет таких слов. Не существует их в природе. И для себя я не нашла никакого утешения, просто забила голову другими мыслями, чтобы не думать о главном. Погрузилась в расследование, и как раз это помогало держаться днем, хотя ночи подкарауливали меня адским мраком. И тогда я начала загонять себя еще больше, чтобы просто падать вечером в сон и в беспамятстве дожидаться утра. А что сказать себе, я так и не придумала…

Когда я увидела Ромку издали, сидящего на берегу, он показался мне таким маленьким и одиноким, что сердце наполнилось абсолютно материнской жалостью. И я расплакалась, еще не дойдя до него… Трудно объяснить, почему его боль оказалась настолько ощутимой, я ведь едва знала его самого, а Павла вообще в глаза не видела. Но я опустилась рядом с Ромкой на камни и разрыдалась, сгорбившись от горя, навалившегося на плечи всей тяжестью.

И это заставило его очнуться… Он придвинулся ко мне, обнял за плечи, начал что-то говорить (слов я не разбирала), потом всхлипнул и уткнулся в мою шею. Из-за того, что заплакал он, я начала приходить в себя, хотя несколько минут мы просто цеплялись друг за друга и ревели в голос – двое осиротевших детей… Только сейчас я поняла, до чего он любил отца. И как разрывалось его сердце, когда Павел решил уйти из семьи.

– Он хотел вернуться, – все еще захлебываясь слезами, проговорила я. – К вам. К тебе. В аэропорту он купил твоей маме серьги с рубинами. Их нашли при нем… Она любит рубины?

Отстранившись, Ромка шмыгнул и попытался вытереть мокрое лицо:

– Да. Откуда ты… знаешь?

Голос его еще срывался, и он судорожно хватал воздух, но уже начал возвращаться на этот берег к этому морю…

– Он понял, что вы ему дороже. Ромка, он был бы сейчас с тобой, если б кто-то не…

– Это она, – его лицо внезапно помертвело. – Кто же еще?! Отец решил вернуться к нам, и эта тварь его убила!

Не могу сказать, что сама не подозревала Роксану, но эта версия была слишком очевидной. Артур говорил: истина никогда не лежит на поверхности, а уж он-то знал в этом толк.

– Она должна была понимать, что станет первой подозреваемой. Тебя это не смущает? Как-то слишком уж глупо с ее стороны…

Правда, Ромке это не показалось убедительным. У него так сверкали глаза, что мне было страшно возвращаться с ним к машине, в которой дремала Роксана, сейчас он запросто мог устроить суд Линча. Только этого нам не хватало…

– Погоди минутку.

Я подбежала к бородатому оперативнику, к которому направил меня Артур, и спросила, может ли он подбросить нас до города? Он удивился, конечно, но согласился. К тому же ему тут больше было делать нечего… Труп уже увезли, свидетель, собака которого случайно обнаружила тело, опрошен. Сейчас этот парень был без своего пса, и ему явно было не по себе: многие собачники без своих любимцев выглядят половинчатыми существами.

Перед тем как вернуться к Ромке, я сбросила Артуру сообщение: «Увози ее подальше от Ромки». Я была уверена, что он поймет.

Заслышав мои шаги, по гальке не подкрадешься незамеченной, Ромка чуть повернул голову, ткнувшись подбородком в плечо, и посмотрел на меня снизу каким-то собачьим взглядом. Словно это он и был тем несчастным псом, обнаружившим на берегу мертвое тело. Для собаки это может стать потрясением? Или их расплющивает только смерть своего человека? Огорчились бы мои лохматые друзья из приюта, если б я исчезла навсегда? Вспоминают ли они маму? Или мы все для них временщики, которые появляются лишь тогда, когда им самим удобно? А если холодно и моросит дождь,