Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов
Шрифт:
Интервал:
Все нутро мое… всю средину…
И я загоревшись в Тебя опрокинул частичку Себя…
И там растворившись.. я выбрал горстями все Тело…
В объятьях Тепла шумело бездонное море…
И мы разливались друг в друге… Мы были роднее…
Роднее и ближе… чем все остальные…
Твое-мое только тело…
Твоя и моя же Душа…
Мы были единым созданьем…
Божественным… чудным… высоким…
Далеким от смертных забот…
Один только миг это было…
Как сказка прошло это время…
Теперь его нам не вернуть…
Но я готов плыть за Тобою…
Туда за края… И… Туда…
Где свет исчезает… И вместо…
Нас остаются лишь тени…
И откровенье молчит…
Все та же вечная Полночь…
Она все собою укроет…
Сотрет все наши следы…
Объятия и поцелуи
В ней навсегда растворятся…
И я в Тебе растворюсь…
Ты во мне… Я в Тебе…
Мы вместе растаем…
Как дым над костром… С облаками…
В мгновение слившись…
Мы будем ползти по небесному полю к истокам…
Собой воплощая Любовь…
И ею обильно прах земной поливая…
Мы будем с Тобой
Мгновение в Вечность сливать…
Дымясь… Излучая в пространство
Нашу тихую песню…
Мы будем лететь к высшим сферам…
Химеры останутся гнить…
В земле… в убожестве смертном…
А мы с Тобой перейдем
В мир иной… всех несчастных покинув…
И только лучами в них будем
Опять Себя оживлять…
Все повторяется в смертных…
И Любовь… И Свобода…
И сама Бесконечность
Ккак символ их единенья
Блуждает и брезжит в крови…
Доводя всех живых до кипенья…
Я прошептал эти стихи девушке на одном дыханье, зная, что уже никогда не смогу их повторить, ибо я ощутил их в себе в ту минуту, когда она плакала, и когда я вспомнил Любу, свою первую Любовь, погибшую в 17 лет в автокатастрофе до нашей свадьбы, но об этом я никому и никогда не говорил, даже этой прекрасной незнакомке я всего лишь прошептал свои стихи…
Рядом по мосту проносились с шумом автомобили, еще ближе в парке раздавались чьи-то пьяные голоса, а я лежал в кустах с плачущей девушкой, только что лишенной мною невинности и чувствовал удивительную тишину везде-везде, где я только что ее целовал, обнимал, проникал в нее и разливался как огромная безумная река, и наверное, поэтому остался я ребенком в ней наверняка…
Интересовала ли меня ее дальнейшая судьба?!
Как-будто бы, нисколько! Только это был обман, я обманывал себя и свои ощущения!
Возможно, я был ужасным эгоистом, если искал компенсации за свои нравственные страдания в обладании этой девушкой, которая сначала показалась мне пьяной шлюшкой.
А с другой стороны, какой черт ее дернул идти со мной в ночной парк, на берег реки?
Очень захотелось быть честной перед своим женихом?!
Боже! Какая глупость! Наверняка бы ее жених был рад ее вранью, но уж никак ее честности!
Честность-то эту он, конечно бы стерпел!
Все-таки в наше время девочки расстаются со своей девственностью гораздо раньше, чем тогда, в прошлые годы, хотя ранняя половая активность у всех проявляется по-разному!
Но многие юные создания хотят казаться взрослей, чем есть на самом деле.
– И почему ты это сделал?! Может, объяснишь мне?! – она уже не плакала, а оперевшись на локоть, глядела на меня в полумраке блестящими от света фонарей глазами.
– Ну, я же все тебе объяснил, – устало вздохнул я.
В моем вздохе не было правды, а была одна мучительная боль, и я хотел разделаться с болью, чтобы быть самим собой, чтобы принадлежать только себе, и все же я уже принадлежал ей, и от этого смутного ощущения я никак не смог отделаться, да я был частью ее самой, частью ее боли!
– О, Господи, какая же я дура! Какая я дура! – расплакалась она.
Повторение ее слов грустно подчеркивало место недавнего соития как место обмана самих себя и нашей общей невозможности изменить саму ситуацию…
Ощущение самой Вечности, предающей нас невольному разврату, всплывало в небе темным облаком, скрывающим собой мерцанье звезд…
– Не знаю, не знаю, – вздохнул я и быстро оделся.
В этой спешке я мысленно захлебывался и слезами, и смехом, слезами грусти роковой, и смехом первооткрывателя ее блаженной глубины…
Она еще пыталась что-то от меня узнать, взять мой телефон, но я только извинился перед нею, и ушел с чувством помраченного достоинства, какого-то странного противоречия в своей душе, с одной стороны я получил удовольствие, а с другой – обидел девушку, совершенно безнаказанно сделав ее женщиной, и излив в нее семя.
На выходе из парка, у самых ворот она меня догнала, и, схватив за руку, усадила с собой на скамейку, и как в прошлый раз, попросила закурить.
Мы опять с ней закурили. Она, тихо всхлипывая, прижалась ко мне, очень напомнив мою обезумевшую Мнемозину, хотя какая Мнемозина безумная, она симулянтка, как выразился Петя, а уж в этом он дока.
О, Боже, какая я все-таки скотина! Думаю о чем-то о своем, а о прекрасной деве забываю, как-будто забываюсь вечным сном…
– Ты меня хоть будешь иногда вспоминать?! – шепнула девушка.
– Конечно, буду, – кивнул я ей головой.
– Мне очень понравились твои стихи. Ты их кому-то посвятил?
– Разве тебе это так важно?!
– Ну, зачем ты так со мной разговариваешь, – она снова расплакалась.
Я себя молча ненавидел… Я хотел себя уничтожить, стать невидимым, ведь я только что обидел ребенка, и этот ребенок мог быть моим… Хотя слова всей сути не заменят…
Мы быстро отползаем друг от друга, а значит мы живем как бы летим… Царим, парим как этот белый дым от наших с нею сигарет…
– А может, еще раз встретимся, – неожиданно предложила она.
– А зачем? – вздохнул я, и она еще громче разрыдалась.
И когда же она закончит плаванье в слезах умудренной реки?
– Ну, ладно, давай встретимся! – глубоко вздохнул я.
– Ни-ни, ни надо, н-ни надо, я уже передумала, – прошептала она, и с трудом поднявшись со скамейки, ужасно шатаясь, пошла, а сзади у нее на юбке, в ранних утренних сумерках расплывалось большое алое пятно.
Я догнал ее и поцеловал. Я поцеловал ее так, словно прощался с ней навсегда, будто ее взгляд меня казнил, и я с готовностью шел на эту невидимую казнь…
– Прости, прости, если сможешь, – шепнул я.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!