Запретная страсть - Вайолет Уинспир

– Да, – пробормотала она, стараясь не шевелиться, чтобы не нарушить очарования. Она также понимала, что одно неосторожное движение – и она коснется Ника, а такое прикосновение могло воспламенить их обоих. Весь этот день между ними ощущалось напряжение, а так как здесь были замешаны физические чувства, то с ними нужно было бороться, хотя их и трудно было игнорировать.

– На другой стороне долины расположено чудесное старинное палаццо, которое вы непременно должны увидеть.

– Это было бы замечательно. – Делла чувствовала, что Ник смотрит на нее, но не осмеливалась взглянуть на него сама. Его брови наверняка изогнуты, губы снисходительно и насмешливо улыбаются, а серый шелковый ворот рубашки распахнут на сильной смуглой груди. Делла отчетливо представляла, как он выглядит, и все ее тело уже пронизывало предательское желание тесно прижаться к нему. – Да, давайте пойдем и посмотрим на это палаццо. – Она отыскала ручку двери, нажала ее и быстро выскользнула из машины на траву. Она яростно пыталась убедить себя, что чувства, испытываемые ею к Нику, имеют чисто физическую основу… но это происходило с ней впервые, и ей ничего не оставалось, кроме как прожить этот день, но не уступить. Это было бы как глоток дикого вина, как запретный экстаз, за которым последовало бы раскаяние, ведь она предала бы Марша… сильного, щедрого Марша, так терпеливо ожидавшего свою Галатею.

Делла и Ник с трудом спустились вниз, цепляясь за пучки травы и камни, и направились к старинному дворцу, расположенному посреди средневекового дворика, на плитках которого красовался фамильный девиз хозяев. Осмотрев дворик, они поднялись на одну из террас, где открывался великолепный вид на окрестности дворца; здесь Ник рассказал Делле о своем доме в Тоскане, окруженном такими же огромными полями и долинами.

– Когда сгущаются сумерки и ночные цветы раскрываются на лианах, все затихает, и только цикады трещат в деревьях. Моя терраса очень похожа на эту. Так приятно сидеть на ней с коробкой сигар на коленях. – Неожиданно Ник вцепился в ограждение террасы, и Делла увидела, как побелели костяшки его пальцев. В тишине этих тосканских вечеров его станут преследовать воспоминания, и он знал это. Прекратятся веселые карнавалы, за шумом которых не будет слышно криков его утонувшей дочери. – В сумерках обычно наступает приятная прохлада. Прохлада, напоминающая звуки фонтанов, лепестки ночных цветов, бледную кожу незнакомой женщины. Мотыльки летают вокруг, словно привидения… – Он замолк, хрипло выдохнув, и внезапно его левая рука сжала руку Деллы. Она не сопротивлялась, так как понимала, что ему необходимо за что-то цепляться, когда воспоминания овладевают им. После нескольких секунд он взглянул на ее руку и ослабил хватку, увидев, что на ее коже остались отметины. – Как хрупка женская рука, но иногда она такая сильная. Она качает колыбель, разглаживает морщины, а иногда она убивает. Эти два пальца, – он поигрывал четвертым и пятым пальцами ее руки, – символы брака и смерти. А здесь, на ладони, – тепло и удар. А здесь, на запястье, – пульс и вены, ведущие к сердцу. Женщины держат счастье и надежду в своих руках, а иногда – вечное проклятие.

– Не надо, Ник! О, пожалуйста, прекратите мучить себя! – Эти слова сами вырвались из уст Деллы, и их нельзя было вернуть. – Я не могу видеть вас в таком состоянии…

– В каком? – Его лицо вдруг стало свирепым, как будто он мог ударить ее. – О чем, черт побери, вы говорите? Что мучит меня? То, что вы принадлежите другому мужчине?

– Нет! – закричала она. – Я не имею никакого отношения к тому, что мучит вас.

– Тогда что вы имеете в виду? – Он схватил ее за плечи. – Довольно мы говорили загадками, вы и я. Вы мое мучение, и вы собираетесь прекратить мою агонию?

– Перестаньте! – Делла дрогнула перед лицом дьявола, которому она позволила проснуться в душе Ника. – Я… я знаю о вашей маленькой девочке. Ваша бабушка рассказала мне, как вы… потеряли ее.

– Потерял? – проскрежетал он. – Когда говорят «потерял», подразумевают, что это можно найти вновь, а я никогда не смогу отыскать Трини. Она жила так недолго, а умерла навсегда. Но разве вы можете понять, что чувствуешь, когда из вас вырывают сердце? Вы жили словно бабочка в шелковом коконе, сплетенном для вас богатым коллекционером прекрасных, совершенных вещиц. Ваш день всегда начинается с розы на серебряном подносе, а кончается целомудренным поцелуем в щеку. Что вы можете знать о любви?

– А что можете знать вы? – бросила она в ответ. – Вы женились, чтобы угодить вашему отцу, как и я выйду замуж за человека, который мне помог. У любви много лиц – иногда у нее доброе лицо.

– Есть и другая любовь, – уколол он ее, – но никто из нас не повстречался с ней. Та любовь, которая длится, пока не остынет солнце и не наступит Судный день. Не хотите ли вы сказать мне, что жадеитовое кольцо означает для вас такую любовь?

– Оно означает веру, нежность, взаимное уважение. Это хорошие качества, и сохраняются они гораздо дольше, чем просто голод чувств…

– Так, значит, в вас я вызываю голод чувств? – Взгляд, которым он смерил Деллу, был невыносимо оскорбительным, и она отпрянула от него так стремительно, что его ногти разорвали тонкий шелк ее платья, оцарапав ее нежную кожу. Делла вскричала от боли и быстро сбежала по ступенькам террасы, а затем направилась к полуоткрытым воротам. Все, чего она хотела, – спрятаться от того дьявола, который жил внутри Ника, но бежать ей было некуда, только к машине, и если ей удастся добежать быстрее его, то она сама сможет повести машину назад, ориентируясь по морю.

Но Ник был проворен и рассержен, и он настиг ее в тот момент, когда она карабкалась по склону холма к машине, на боках которой отражался красный закат.

– Делла! – Ник схватил ее за щиколотку, и она растянулась среди высоких трав и тимьяна, захваченная, как сабинянка, с залитым слезами лицом. Он опустился на колени рядом с ней, обхватив ее руками. – Не будьте ребенком, – грубо сказал он. – Не стоит плакать из-за себя или из-за меня.

– В-вам все равно, кому причинять боль. – Слезы стекали по ее щекам. – Вы охотитесь за всеми, даже за теми, кто мог бы быть в-вашим другом. Вас раздражает мое сочувствие – совсем немного сочувствия, Ник, ведь я знаю, что время нельзя повернуть вспять. Я потеряла отца и мать, и мне небезразличен Марш, потому что он так старался восполнить эту мою потерю. Я позволила ему помочь мне, а вы, Ник, никому этого не позволяете.

– Возможно, я хранил эту привилегию для вас. – Он приблизил свое лицо к Делле, и она увидела крохотные дерзкие огоньки в его глазах. – Ну же, Делла, сожжем наши воспоминания, эти опавшие листья. Станьте со мной маленькой мученицей, ведь вы хотели стать ею с Маршем Грэхемом. Пара жертв наверняка позволит вам завоевать расположение ангелов.

– Проклятый дьявол! – закричала она. – Вы так давно живете в аду, что уже почти перестали быть человеком. Я знаю, что вы можете сделать со мной, и знаю пределы своим силам…

– Это будет повторение истории с сабинянками, не так ли? И вы не собираетесь умолять меня, чтобы я выпустил вас из рук?